Рцы слово твердо. Русская литература от Слова о полку Игореве до Эдуарда Лимонова

Пророчество Солженицына о том, что сошедшая с коммунистических рельс Россия будет с изумлением наблюдать, как Запад будет принимать марксизм и коммунизм в их всё более чудовищных формах, похоже, начинает сбываться. Гримасы политкорректности складываются во всё более узнаваемую гулаговскую физиономию. Поучителен в этом смысле случай определяющего тенденции моды журнала «Vogue», который в рамках кампании за разнообразие… обрядил моделей разных рас и комплекций в одинаковые безликие едва не тюремного покроя робы. Это, конечно, «ГУЛАГ-лайт», пока чисто символический, но кто знает, как далеко зайдет дело дальше? Один из лидеров современных французских консерваторов Филипп де Вилье не случайно говорит в интервью «Фигаро» о том, что русский писатель научил его «видеть ГУЛАГ нашего времени»[105].

Солженицын покончил с монополией просвещенческого политического проекта на сочувствие человеческому страданию и, напротив, заговорил на языке боли тех, кто был замучен во имя идеалов Вольтера и Руссо вдохновленными ими революциями: французской-якобинской и российской-большевицкой[106].

«Для меня этот человек непосредственно принадлежит, естественно вписывается в плеяду писателей, которые своё искусство поставили на службу борьбе за справедливость. Но ряд таких писателей – Толстой, Золя, Гюго – состоял из людей, которые полностью принимали и полностью соответствовали идеологии Просвещения. А Солженицын к этой идеологии сейчас относится критически, и в этом парадокс», – отмечал уже отнюдь не консерватор, а напротив – либерал Андре Глюксман[107].

Автор «Архипелага ГУЛАГ» всегда подчеркивал, что большевизм является плодом не русской идеи, а европейского просвещенческого утопизма. «Русская идея» – «главное содержание» интернационального учения, пришедшего к нам с Запада? А когда Марат требовал «миллион голов» и утверждал, что голодный имеет право съесть сытого (какие знакомые ситуации!) – это тоже было «русское мессианское сознание»?»[108]. Убивает не «русская почва», убивает «дух 1789 года», убивает кровавое наследие Руссо, в которое неизбежно обращается рано или поздно невинное вольтерьянское ёрничество.

Русский писатель оказался подлинным духовным отцом, если не сказать пророком-вождем той консервативной альтернативы, которая обозначает себя повсюду в Европе и Америке как через государственную политику, так и через идеологии всё усиливающихся оппозиционных движений. В этом «выдуманном» Солженицыным под градом насмешек и оскорблений постглобальном мире наконец находится место и для «выдуманной» им России – если и не лишенной недостатков, то выразительной в своей вопиющей нормальности, как нормальны были века мировой истории без «демократических республик».

Не сумев остановить, ни книгой-предупреждением «Мартом Семнадцатого», ни новой политической программой «Как нам обустроить Россию», – фантасмагорию нового российского феврализма, Солженицын оказывается одним из наиболее яростных его критиков. И вновь его выступления подчинены логике борьбы за опору на свою территорию для русских.

Остановить распад советского варианта империи невозможно (да и не обязательно нужно, коль скоро империя эта превратилась в неподъемное бремя для русских). И Солженицын выдвигает программу консолидации русского ядра этой империи в виде союза России, Украины, Белоруссии и Казахстана, чтобы максимально избежать для русских участи разделенной нации. Когда крах СССР становится неминуемым – призывает Ельцина отказаться от признания административных границ республик межгосударственными, в частности – вернуть Крым и поставить перед Украиной вопрос об этническом размежевании с голосованием о независимости не всей УССР, а по областям.

«Россия сохраняет право на пересмотр границ с некоторыми из отделяющихся республик. Это особенно остро – с границами Украины и Казахстана, которые произвольно нарезали большевики. Обширный Юг нынешней УССР (Новороссия) и многие места Левобережья никогда не относились к исторической Украине, уж не говоря о дикой прихоти Хрущёва с Крымом. И если во Львове и Киеве наконец валят памятники Ленину. то почему держатся как за священные – за ленинские фальшивые границы, прочерченные после гражданской войны из тактических соображений той минуты?…Я с тем и спешу, чтобы просить Вас: защитить интересы тех многих миллионов, кто вовсе не желает от нас отделяться»[109].

Отношение Солженицына к украинской проблеме тем более показательно, что его собственная идентичность всегда была русско-украинской, он никогда не отрицал права Украины на существование, но в реальных, исторических этнических границах.