Ртуть

– Жак, я вот для чего вас позвала: как вы думаете – какой подарок понравится королю? Может, мне написать ему стихотворение?

– Моя госпожа, почему бы вам не сочинить какую-нибудь мелодию на вашей арфе? Король говорит, что ваша игра на ней умиротворяет его душу и наполняет ее благостным покоем.

И они снова возвращаются к обсуждению разных житейских мелочей: какой оттенок шелка ей больше к лицу, какую прическу посоветует ей Жак; и что делать с Витессой, которая уже постарела и больше совсем не нуждается в привязи – может, отослать ее в Лотарингию, где зверю наверняка будет лучше, чем при дворе. Кто знает, сколько еще бедняга протянет в неволе?

– Моя госпожа, конечно, гепардиху следовало бы отослать: служанки так и не перестали ее бояться. Но без вас она зачахнет. Думаю, вам стоит оставить ее при себе, только держать ее в ваших покоях и огородить ту часть сада, где вы будете ее выгуливать. Достаточно и невысокого забора – одряхлевшая гепардиха уже никуда не убежит.

В подобной спокойной манере Жак и Агнесса строят свои дружеские отношения.

Хотя Жак находит Агнессу разумной и сообразительной, он сразу же понимает, что она не преследует никаких честолюбивых целей для себя лично. Мысли девушки занимает только король, составляющий все ее счастье. Жак небеспочвенно опасается, что ее добротой и благодушием могут легко воспользоваться другие – к своей собственной выгоде. И, хотя купец воспринимает Агнессу как свою потенциальную и весьма ценную покупательницу, в нем нарастает искреннее желание опекать ее и защищать от интриганов и недоброжелателей.

– Жак, мой дорогой друг, я бы хотела сделать подарок дофину. Вы не поможете мне подобрать его? – обращается к купцу Агнесса, и он с готовностью откликается на ее просьбу. Их союз приносит удовольствие обоим, как и общество Мари де Бельвиль, еще одной фрейлины из Лотарингии, взятой в услужение к королеве Марии. Жак понимает, что это было сделано только ради Агнессы, поскольку ни одна из фрейлин королевы Марии не сочла для себя возможным протянуть руку помощи или поддержки новой возлюбленной короля. И Жаку совсем не хочется много раздумывать о самой королеве Марии и ее чувствах – он видит, что она стала пользоваться его услугами гораздо реже с тех пор, как при дворе заметили его дружбу с Агнессой, хотя и неизменно вежлива с ним.

За те многие месяцы, которые двор короля проводит в Тулузе, Жак Кер начинает понимать истинный характер Агнессы Сорель. Он успел стать циничным, и это не удивительно, учитывая, как много ему приходится общаться с льстивыми и лицемерными придворными. И потому больше всего Жака поражает в Агнессе ее неподдельная, полная преданность королю-человеку, никак не связанная с его титулом и положением – хотя они неразделимы.

Мудрый и обладающий развитой интуицией, купец видит, что Агнессе меньше всего хочется вызывать в людях зависть. Но она ее вызывает одним своим существованием. Что уж говорить о реакции завистников на знаки любви, которыми король ежедневно осыпает свою избранницу. Наблюдая за корыстными придворными многие годы, Жак почти разуверился в том, что среди них могут быть непорочные и искренние люди. И именно за эти качества, неожиданно обнаруженные им в Агнессе, он проникается к ней настоящим уважением.

– О, Жак, как только вы появляетесь на пороге моих покоев, меня охватывает волнение. Пожалуйста, не искушайте меня! Не показывайте мне то, что вы припрятали в своем потайном кармане! – молит Агнесса.

Жак, зная, что его жертва впечатлительна, как большинство женщин, живо реагирует:

– Хорошо, хорошо, моя госпожа. Но вы позволите мне остаться у вас ненадолго и поведать вам одну историю?

После этого находчивый купец усаживается в кресло и, угощаясь шербетом из лепестков роз или попивая какой-нибудь вкусный фруктовый сок, начинает сказывать Агнессе очередную побасенку (как когда-то фрейлинам при дворе в Неаполе):

– Не так давно, когда я прогуливался по базару в Дамаске… Разве я не рассказывал вам о нем? Нет? Ну, это самый длинный крытый рынок в мире. Настолько длинный, что кажется, будто нет ему ни конца, ни края. И только редкие проблески света пробиваются внутрь сквозь стыки плоских деревянных перекрытий, образующих его свод. Так вот, когда я прогуливался по этому базару, ко мне неожиданно подошел очень элегантный мужчина, араб в одеянии из тончайшей кремовой шерсти и наброшенной поверх еще более тонкой накидке черного цвета, окантованной тончайшей золотой тесьмой. Накидка тоже была из шерсти, но шерсть та настолько тонкого плетения, что походила больше на шифон. Араб обратился ко мне по-французски, чем несказанно меня удивил. «Милостивый господин, – сказал он мне. – Я слышал, что вы знаете толк в красивых вещах. Могу ли я попросить вас высказать свое мнение об этой вещи?» С этими словами араб разжал свою руку, и я увидел в его ладони яйцеобразный изумруд величиной с ваш маленький кулачок, сплошь покрытый крошечными золотыми лилиями, инкрустированными так искусно, что поверхность камня оставалась совершенно гладкой. Хотите подержать его?