— Вас не должно это смущать, — меж тем продолжила гостья, не отводя от баронессы лихорадочно блестящих глаз, точно пыталась донести пугающую, но очень важную мысль. — Это давняя связь, и за прошедшие годы я видела его всяким: пьяным, потерянным, взволнованным, больным. Но только сегодня видела сломленным. Бог знает, почему он мне доверяет. Я никогда не винила его за слабости и знаю все пороки и недостатки, даже те, которые Генрих скрывает от всех, в том числе, от вас. К примеру, вы знаете, что он — морфинист? — и, уловив непонимание в ответном взгляде Марго, дернула ртом в усмешке. — Вы ведь спали с ним и должны были видеть следы уколов… А, впрочем, люди видят лишь то, что хотят увидеть. Мне ли судить? Я только падшая женщина из увеселительного салона. Меня он не любит, а вас — да. Любит и бережет. Поэтому пришел умирать не к вам, а ко мне.
— Умирать? — слово рыболовным крючком подцепило за легкие, и Марго поперхнулась на вдохе. — О, Господи! Умоляю, говорите яснее!
— Для того и пришла, — ответила Марцелла. — Сегодня Генрих пытался покончить с собой… — заметив порывистое движение Марго, подалась навстречу и накрыла ее ладонь своей рукой, затянутой в бархат. — Нет, нет! Не подумайте, я сразу сообщила доктору из Ютланда, и он успел.
— Доктор Уэнрайт? Какая удача! Но где они теперь?
— Не могу знать, доктор увез Генриха, едва привел в чувство. Но я уверена: он в безопасности. Никто в империи не хочет, чтобы Спаситель погиб раньше срока.
— Вы говорите кошмарные вещи! — Марго приподнялась и теперь глядела на гостью сверху вниз.
— Лишь то, что думает народ, — спокойно ответила Марцелла. — Авьен любит своего Спасителя, но только потому, что он — Спаситель. И готовы исполнять капризы, прощать распутство, подливать вина и подавать морфий — что угодно, лишь бы он протянул эти несчастные семь лет.
— Довольно! — Марго выпрямилась во весь рост, стискивая зубы от сердечной боли. — Прошу вас уйти, иначе я звоню в полицию!
И, отзываясь на ее слова, в глубине особняка настойчиво и пронзительно затрещал телефон.
— Не утруждайтесь, — Марцелла поднялась тоже. — Я только что из Авьенского эвиденцбюро. Попытки убить себя достаточно для оповещения полиции. Но герр майор не поверил ни единому моему слову.
— Майор? — страдальчески переспросила Марго, мучимая не прекращающимися телефонными трелями. — Неужели… Вебер?
— Я была слишком взволнована, чтобы запомнить имя. А герр майор, должно быть, излишне занят. Он решил, будто Генрих попросту запил. Сказал: проспится — перестанет молоть чепуху, а если бы его высочество хотел умереть, то предпочел бы церковь борделю. Потом я узнала, что случилось на Петерсплатце. Может, Генриху повезло… — сдвинула брови, словно размышляя о чем-то, потом тряхнула головой. — Нет, нет! Он все равно мог погибнуть! В церкви или моей постели… этого нельзя допустить!
— Я сейчас же поеду в госпиталь, — сказала Марго, широкими шагами пересекая кабинет. Телефон все еще трезвонил, натягивая нервы в струну, но было уже неважно. А важно лишь знать, что Генрих в безопасности, что он живой, только увидеть его — и тогда страшные, бьющие в самую суть слова этой женщины окажутся тяжелым сном.
— Его могли отвезти и в Ротбург! — в спину возразила Марцелла. — Туда мне ход заказан, а вы там были — не спрашивайте, откуда знаю! — были и можете пройти снова! — нагнав у самой двери, схватила Марго за локоть. Телефон в последний раз тренькнул и умолк, погрузив особняк в давящую тишину, отчего слова Марцеллы прозвучали неприятно и резко: — Вы обязательно должны поговорить с ним! Убедить! Генрих послушает вас, я знаю! — и зачастила, срываясь на хрип: — Ведь если не вы, то кто? Ведь кто-то должен спасти его! Быть рядом не на словах, не по долгу службы, не ради денег, не ради будущего империи, не потому, что Спаситель — такая драгоценная и хрупкая вещь, которую надо закрыть в золотой шкатулке, пока не придет срок! А быть рядом, потому что он человек! Мужчина! Лишь потому, что без него твоя жизнь окажется пыткой!
Она замолчала, нервно раздувая ноздри и прожигая баронессу взглядом, и Марго бросило в жар. Аккуратно выпростав локоть, она отступила и выговорила с усилием:
— Вы… любите Генриха?
И сама испугалась вопроса. На лицо Марцеллы набежала неясная тень. На миг установилась тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием баронессы.
— Как и каждый в Авьене, — наконец, медленно ответила гостья. — А мне он еще и платит. Но даже если бы вдруг перестал, я бы все равно желала ему счастья. Даже Спаситель заслуживает счастья. Пусть и в оставшиеся семь лет.
Когда телефон зазвонил вторично, и Марго приложила к уху черный раструб, она уже знала, кто и зачем ее ищет, а потому не удивилась, услышав незнакомый мужской голос:
— Вы храните железное кольцо, баронесса? Если да — через час у Пратера вас будет ожидать экипаж.
И больше не сказал ничего, но ничего и не требовалось.
Марго наспех набросала записку: