Рубедо

Черная клякса экипажа качнулась в последний раз и скрылась за поворотом.

Теперь уже точно все.

Он уронил руки, и девочку с плачем подхватила гувернантка.

Генрих вытер пот рукавом.

Воздуха не хватало. В подреберье разрасталась дыра, из которой мучительно медленно — капля за каплей, — вытекала душа.

Все начинается с распада.

С дробления целого на части.

С потерь: каждый раз — как в первый.

— Томаш! — Генрих ввалился в комнату и рванул душащий воротник. — Принеси мне морфия. Живее, морфия! Я не могу дышать.

— Ваше высочество! — голос у камердинера испуганный и ломкий, глаза оплавлены тревогой. — Ваша матушка не велела…

— Она уехала, — тоскливо ответил Генрих, грузно опускаясь на кушетку и блуждая взглядом по гостиной. — Сбежала, как всегда. И у меня снова разыгралась мигрень.

— Но это ведь очень опасно!

— Мне все равно, — тяжело дыша, Генрих привалился к столу пылающим лбом. За височной костью дробно отстукивал пульс, в груди саднило. — Уж лучше такое лекарство, чем вовсе ничего. Меня ни для кого нет. Будет спрашивать жена — пошлите к черту.

— Ваше выс…

— К черту! — закричал Генрих, комкая бумагу — глупые доказательства глупых посланий. Листы вспыхнули, закрутились в хрусткий рулон. Побелев, Генрих загасил рукавом огонь, и задрожал от внутреннего напряжения. — Быстрее, Томаш! Я не в силах терпеть!

— Ох, нечастное мое дитя! — камердинер подержал ладонь на весу, точно хотел коснуться плеча Генриха, может, успокоить его. — Как бы мне хотелось… — но, поймав опустевший взгляд, уронил потертую голову. — Простите, ваше высочество. Я не вправе ослушаться.

Генрих заскрипел зубами, давя рвущийся стон. Хлопья пепла, подхваченные его дыханьем, закружились, словно умирающие мотыльки, и те, другие — неподвижные, пришпиленные к стенам, — следили за бестолковым полетом пепла, и тоже хотели улететь.

Как можно дальше отсюда, вслед за сбегающей императрицей. Но куда убежать самому Генриху? Ему остались шприц для подкожных впрыскиваний и двухпроцентное счастье в склянке.

Руки противно дрожали, набирая раствор. Но Генрих сделал все быстро.

Глава 1.6. Вознесем сердца!

Особняк барона фон Штейгер, Лангерштрассе.

— По-видимому, нервное истощение, — сказал после осмотра медик. — Принимайте бром.

Марго послушно проглотила микстуру, и горло полыхнуло огнем.

Она не помнила, как добралась до особняка. Не помнила, как ее раздевала Фрида. Зато хорошо помнила пламя — оранжевый нимб, охвативший голову мужчины, — и страшные вопли, и запах паленых волос.

Ее трясло в лихорадке. Сознание соскальзывало в багряную муть, где владычествовала Холь-птица: вспорхнув с Авьенского герба, она следила за Марго янтарными глазами Спасителя.

И он же, безоблачно улыбаясь, глядел с портрета.

— Убе… ри, — на выдохе простонала Марго.

Тень взметнулась, склонилась над ней и превратилась во Фриду.

— Баронесса! Вам худо? Ах, Господи! Я тут молюсь за вас!

На лоб налипло мокрое полотенце. Марго попыталась слабо отпихнуть его рукой, но сил не хватило.

— Мне это… не помогает, — с досадой выдавила она. Где-то слышала эти слова? Не вспомнить, собраться бы с силами… — К тому же, он не настоящий… Спаситель совсем не такой!

— Какой же, фрау? — удивилась служанка.

— Другой, — туманно ответила Марго, вновь погружаясь в горячечное беспамятство. — Он наизусть читает «Иеронимо»… считает, будто Авьен похож на заводную игрушку и совсем… не умеет воскрешать мертвецов!

А еще он мог испепелить ее одним прикосновением. Или поцелуем. Да, во всем виноват проклятый поцелуй! Он выжег Марго гортань и сердце, оставив в груди щемящее чувство страха, смятения и чего-то еще, волнующего и темного.

— Боже мой! — слышался расстроенный голос Фриды. — Воскрешать мертвецов? Чего не хватало! Вы больны, фрау, извольте еще брома?

— Не нужно… брома, — Марго открыла глаза.

По комнате гуляли сквозняки. Лампы тревожно помаргивали. Клонились вниз потемневшие розы, распространяя едва уловимый аромат увядания и смерти.

Марго натянула одеяло до подбородка.

— Меня спрашивал кто-нибудь? — осведомилась она.

— Графиня фон Остхофф, — ответила служанка. — Но я передала, что вы больны, и она пожелала вам выздоровления. А еще заходил — дважды, — герр инспектор. Он велел передать вам это.

Дрожа, Марго развернула письмо и пробежалась по диагонали: