Рубеж

Она смеется в ответ, ничего не понимая. Действительно — смешно! Жаль, нет времени расспросить подробнее — ни о чем. Разве что…

— Откуда ты все-таки пришел, Денница? Из будущего? На этот раз Несущий Свет не спешил с ответом. Тонкие брови сошлись к переносице. Сердился? Не хотел отвечать? Ярина даже успела пожалеть, что решилась спросить о таком.

— Будущего еще нет, Ирина. Века через два — по твоему счету — люди начнут выдумывать интересные байки о путешествии во времени — и станут неплохо на этом зарабатывать. Но это сказки. Нашего грядущего еще нет. Но есть Сосуд, где нет времени, — как во сне. Сейчас я в этом мире и могу заглянуть в твой сон. Скоро… Да, очень скоро я смогу приходить и наяву.

— Скоро?!

В сердце вновь вспыхнула надежда. Значит, еще не поздно!

Он понимает, уголки тонких губ еле заметно дергаются.

— Скоро… Но не так, как тебе нужно. Я не успею. И снова подалась ледяная трясина, и снова его теплая рука удержала, не дала провалиться в бездонную топь. Ярина подняла взгляд к равнодушным звездам. Все? Но как же! Ведь Денница обещал! Обещал!

— Я смогу помочь, если… Если тот, кто мною станет, вспомнит одну очень важную вещь. Он быстро учится, но времени мало.

Девушка кивнула, и тут же в глаза ударил серебряный свет месяца. Володимир недобро скалился, словно чуя смерть.

— Помочь нужно не только тебе. Многим. Очень многим! Почему-то вспомнились слова прокурора Иллу. Значит, правда? Выходит, этому миру и в самом деле грозит страшное!..

— Денница! Сегодня мне сказали… Пан державный прокурор Иллу… И снова его лицо хмурится, недобро блестят глаза.

— Знаю! Не верь им, Несущая Мир! Князь Сагор меньше всего думает о своих посполитых. Он страшнее Мацапуры — и сильнее. Если б я мог… Он замолчал, а Ярине не захотелось переспрашивать.

Небо.

Звезды.

Его рука…

Пусть это сон, пусть скоро все исчезнет, развеется морозной дымкой, но пока они вместе, и послушный воздух легко несет их в черную высь, и легкий ветерок ерошит волосы…

* * *

— Эта?

— Эта!

Свет факелов — в лицо. Бородатые рожи склонились, дышат перегаром.

— Тощая, сучка! Костистая!

— Ничего, щас помягчает!

Еще ничего не понимая, но чуя беду, Ярина дернулась, резко взмахнула скованными руками…

— Ишь, брыкается!

Удар — острым носком сапога по лицу. Во рту хрустнуло, хлынула соленая кровь.

— Но тока чтоб жива осталась! Ясно?

— Останется! Всю жизнь помнить будет!

Руки вздернули вверх, заскрипела ржавая цепь, цепляясь за крюк. Ярина извернулась, ударила ногой — не глядя, наугад. Попала! Громкий крик непонятная ругань — невидимый толмач, и тот промолчал. Девушка попыталась отодвинуться к стене, ударить снова…

— Ах ты, гадюка!

На этот раз били втроем — сапогами, куда придется. Наконец, хекая отступили, кто-то плюнул — липкая слюна поползла по щеке.

— А может, придушим, а?

— Ты че? Сказано — чтоб запомнила! Запомнила, понял? Потная волосатая ладонь протянулась, резко рванула ворот плахты. Крепкая ткань трещала, не поддавалась, больно впиваясь в шею. Ярина попыталась двинуться, но боль сковала, прижала к грязной соломе.

— Чур, я первый! Ну чего, сучонка? Раздвигай ножки! Что-то тяжелое, пыхтящее, воняющее тухлым луком навалилось сверху, завозилось, потная ладонь легла на грудь, скользнула по бедру, ногти врезались в кожу…

Хотелось закрыть глаза, но даже на это уже не было сил.

Чортов ублюдок, младший сын вдовы Киричихи

Я знаю, как меня зовут!

Знаю!

Знаю, знаю, знаю!

Логин Загаржецкий, сотник валковский

— Хлопцы-ы! За мной! Рубай! Як капусту! Впере-од!

И диво дивное — разом сгинуло все: страх, сомнения, майским червяком точившие сердце. Пекло ли, Рай, кочерга или галушки с медом…

Вперед!

Добрый конь не первый год под седлом — сразу понял, ударил копытами в затоптанный хрупкий снег.

Впере-е-од!

Эх, куме, не журись, туды-сюды повернись!

Турецкие гарматы, ощетинившиеся багинетами французские каре, немецкие шанцы — все сметали, всех в землю втаптывали. В землю, в горячий песок, в болотную жижу, в окровавленный снег. Верная шабля-"ордынка", в горячем бою взятая, прикипела к ладони. Хороша «ордынка», всем хороша, вернее жены, святее иконы!

Эх, бога-душу, крест животворящий, параскева-пятница и всех янголов собор! Вперед!

…И уже поганая шибеница позади, и столбы, и веревка без петли, и кони храпят, близкий бой чуя, а ворога все нет, только снег сгинул, да близкий лес пропал, и небо…

Эх, не время на небо глаза пялить, не время!

Вперед!

Не выдержал — оглянулся.

Хлопцы? Как они?!

Оглянулся — хмыкнул в седые усы.

Молодцы хлопцы!

Все здесь — лавой, пики вперед, шабли наготове. Шмалько, греховодник старый, как водится, одесную, ноздря в ноздрю, редкие зубы довольно щерит, потеху чуя, за ним — Нагнибеда с ятаганом турецким, а там и Свербигуз, и Забреха, и Нечитайло. У Петра Енохи в руке фитиль дымится, гаковница вперед смотрит. Ахнет — добре будет! Дмитро Гром изловчился — гранату немецкую достал и тоже фитиль приготовил — в зубах держит.

Остальные…

И остальные — молодцы!

— Сотник! Пане сотник!

Голос есаула заставил дрогнуть, обернуться…