Тьфу, пропасть, забыл!
Шма Исраэль! Адонаи элегейну, Адонаи хап… Слушай, Израиль! Б-г наш, Б-г сильный…
Нет, поздно! Поздно!
Здесь уже нельзя молиться! Запечатаны уста, и крепка та печать, ибо наложена от Его имени. Молиться надо было раньше, глупый жид! Раньше — когда этих гоев в Ворота вел! А ведь знал! Все знал — с того самого мига, как Досмотр голос подал! Дружина Самаэлева, Малахи Защиты — в клубящемся пламени, в огненных латах! Не пропустят, не пощадят!
Малахи Защиты! Что перед ними силы всех Сосудов? Пыль! Просто пыль под ногами!
Я видел их. Видел — и все равно повел — прямо в Шеол, в безвидность, в Левиафанову бездну! Сперва — туман, затем пламя, а после — грязная ясижа, твердеющая, словно диамант.
И все!
Навсегда!
Я знал, что так будет. Смерть, Двойник и Пленник встретились.
Знал — но только не думал о таком.
Дорого вам обойдется Иегуда бен-Иосиф, маленький сопливый мальчишка из распятой Умани! Горе тебе, проклятый Вавилон!
Горе!
…И воззвал Самсон к Г-ду и сказал: Святой благословен Ты! вспомни меня и укрепи меня только теперь, о Б-же! чтобы мне в один раз отметить филистимлянам за два глаза мои. И сдвинул Самсон с места два средних столба, на которых утвержден был дом. И сказал Самсон: умри, душа моя, с филистимлянами!..
Умри, душа!
Умри с филистимлянами!
Умри!
Чтобы никто, никогда!..
…И была молния темной, и треснула диамантовая твердь, разлетаясь в прах, и стали кости мои водой, и дрогнуло сердце мое пред страшной яростью Того, Кто пришел сюда в небесном огне…
…Когда же грохнуло, ударило сотней гармат, и голубое пламя весело засияло сквозь проклятый розовый камень, понял он — зря глумился клятый жид над Сыном Божьим. Есть Бог на свете! Есть! Не забыл он о славных хлопцах, о черкасах гетьманских!
— Ну что, панове-молодцы! Живы?
— Живы, батьку! Живы! Хвала Матинке-Богородице! Справа — Ондрий Шмалько, друзяка старый, сзади — Свербигуз, удалая башка…
— Живы, пане сотник! От химерия, не пили ж вроде!
— И мы живы, пане Логин! И я, и Мыкола, и Петро!
А вот и Нагнибеда! И Хведир Еноха!
Рука клала крест твердо, словно гвозди вбивала. А голубой свет становился все сильнее, рушилась розовая твердь, вновь становясь огнем, уходя куда-то вверх…
«Ордынка» вылетела из ножен. На верном клинке засветилось пламя — голубое, веселое.
Даже оглядываться сотник не стал. Потом поискать можно будет, кому за спасение кланяться, за чье здравие свечи перед Покровой ставить. Потом!
— Шабли вон! Пики к бою!..
Краем глаза заметил безумный взгляд Иегуды бен-Иосифа. Безумный, полный ужаса. Длинные тонкие пальцы вцепились во вставшую дыбом бороду.
Легко засмеялся сотник Логин, чуть ли не простив в душе клятого жида. Вот ведь умный, а дурак! Каркал себе, каркал, Самаэлей всяких поминал! Не те они Самаэли, чтобы черкаса съели!
— Ондрий! За жидом приглядывай! Если надо — штаны ему поменяй! Справа веселый свист — понял есаул. Не упустит!
…А розовое пламя отступало, вновь становясь туманом, и били голубые молнии — с грохотом, с громом, разметая клочья по черному небосводу.
Пан Логин провел запястьем по усам. Ну, будет дело!
— Эй, хлопцы! Поводья подобрать! Рысью!..
— Куда? Куда ехать?
Резкий крик Хведира-Теодора заставил поморщиться. Небось со страху кричит, долгополый бурсак! Или окуляры потерял, проглядеть боится?
— За мной! Вперед!
— Направо!
Ударили копыта (ударили! не в туман, не в кисель — в твердую землю!), и сотник так и не понял, кто посмел ему перечить. Голос вроде незнакомый. И громкий — словно гром.
— Направо!
— Вперед!
Гаркнул что есть сил, надеясь перекричать, переорать того, кто посмел его хлопцам приказы отдавать. Сказано вперед, значит — вперед!
— Направо! Направо нам, пан сотник!
Уже не гром грянул — сопляк-Хведир голос подал. Ну, покажет он этому заморышу!
— Вперед, хлопцы! Впере-од!
Небо светлело, отступала тьма, сменяясь серым сумраком. Под копытами — неровный камень, по бокам — то ли могилы степные, то ли целые горы.
Наверху… Чисто наверху — ни розового огня, ни голубого. И солнца не видать — не иначе тучи набежали.
— Эй, жиду! Пане Юдка! Никак прорвались?
Спросил просто так — для души. И вправду, чда по какому стат Сразу понятно!
Слева молчали. Сотник хмыкнул, повернулся в седле. Все то же безумие светилось в темных глазах Иегуды бен-Иосифа. Все так же мяли пальцы рыжую бороду.
— Не боись, жиду! — засмеялся есаул Шмалько, поправляя съехавшую на ухо смушковую шапку. — Сегодня, так и быть, на палю не посадим! А, пане сотник?
Захохотал в ответ пан Логин. И вправду, пусть доживет до завтра, вражье отродье! Может, присоветует чего? Про Самаэля своего расскажет!.. — Прорвались, — шевельнулись в огне бороды бледные губы. — Только ее спеши радоваться, пан сотник!
Логин Загаржецкий лишь рукой махнул. Ну его, нехристя! Только и умеет, что Мацапуре задницу лизать — да каркать.
Тьма уходила, растворялась в сером сумраке. Вот уже и горы видать, и дорогу, и сосны, что по краям толпятся. Какие толпятся, какие прямо на склоне отвесном за камни цепляются…