Рубеж

— Не иначе, заблукал кто. Вроде нас.

Сказал — и плечами пожал. Отвернулся даже, будто и неинтересно мне. А ведь интересно! То ли заблукали, то ли… То ли дорогу знают!

…Его смех только я услыхал. Громкий, торжествующий. Весело стало четырехпалому! Только рано ему смеяться. Мало ли откуда гости едут?

— Готово, пан сотник!

— Добре, Ондрию! Тока без меня не палить! Скажу — тогда уж… Прочь Тени!

Над черной Бездной — белая паутинка дороги. Вот мы — кучка тараканов, вот я… А вот и они!

Я открыл глаза. Нет, пока не видать! Зато слыхать!

— Ну, хлопцы, товарищи войсковые, встречайте!

… Из-за каменистого уступа — сразу четверо. Комодные, в темной броне. За ними — еще, еще…

Ого! Да тут не полсотни! Тут вся сотня будет!

— Спокойно, Панове, спокойно! Эй, Гром! Бонба гранатная готова?

— И фитиль горит, пане сотник!

Стук копыт все ближе, уже и коней разглядеть можно. Добрые кони, кровные!

— Видал таких, Юдка?

Я всмотрелся. Вэй, интересно!

— Не видал, пан сотник! Может, турки?

Но я уже понимал — не турки. Не носят османы такие латы. И шлемы не носят. Не турки, не татары, не москали.

— Пане сотнику, а рушниц-то нема!

— Вижу, Ондрий, вижу! То добре!

Вот уже совсем близко, лица видать — загорелые, белозубые…

— Стой!

Кто крикнул — я вначале и не понял. А что «стой», сообразил сразу. Хоть и не по-русински сказано. И не на идише.

— Копья к бою!

Остановились. Ощетинились. Подняли круглые щиты. А я замер, рот раскрыв да глаза вылупив. Что за притча? Оли говорят — я понимаю. Польский? Нет, не польский…

— Кто такие? Почему загородили нам путь?

Это, наверно, старшой. Шлем серебром блещет, панцирь в каменьях…

— Панове! Панове! По-какому это они?

Старшой в шлеме ждал. Пан Логин с есаулом переглядывался, Панове черкасы перешептываться начали.

— Он спрашивает, кто мы такие и почему мешаем им проехать, — не выдержал я.

Вэй, длинный мой язык! Ну отчего я его не отрезал!

— А растолкуй как есть, — сотник Логин нахмурился, провел рукой по седатым усам. — Да только не ври, жиду!

Я открыл рот — и вновь замер. Растолковать? Да на каком наречии?

Ведь не могут же эти, в темных латах…

— Отряд военачальника Логина. По своей надобности. …изъясняться на Наречии Исключения! Почудилось! Почудилось?

— Логин? — темные брови старшого поползли вверх. — Спроси его, толмач: не родич ли он Секста Логина, что командует сотней в Гамале? Не почудилось! Наречие Исключения, язык мудрецов, язык «Зогара»! Делать нечего — перевел. И ответ тоже. Не родич, как выяснилось.

— Спроси господина Логина, не доходили ли до него слухи о Царе Иудейском, что будто бы родился в недавнее время? Вэй, веревочку бы мне! Челюсть подвязать! Странно, когда я перевел, пан Логин вроде как успокоился. Успокоился, хмыкнул.

— Никак свои это, хлопцы! Не басурмане! А ты, Юдка, перетолкуй, что о Царе Иудейском всем ведомо. Родился он во граде Вифлееме, в пещере, где пастухи тамошние череду от дождей прятали!

По загорелому лицу старшого промелькнула усмешка. Ох и не понравилась мне она!

— Спасибо! Передай господину Логину благодарность от имени царя нашего, царя Великого, Владетеля Четырех Стран! Счастливо оставаться, ну а нам пора! В Вифлеем, ребята! Зададим им жару! — В Вифлеем! В Вифлеем! — гаркнула сотня глоток, да так, что сам пан Логин отшатнулся.

Расступились. Опустили рушницы. Долго взглядами провожали.

— Эх, дорогу не спросили! — вздохнул есаул.

Ему не ответили. Даже пан Загаржецкий промолчал. Словно понял что-то.

И я молчал. Поздно вспомнил я, глупый жид, что Наречие Исключения — «язык ветвей» — всего-навсего арамейский!

…Глас в Раме слышен, и плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет…

Теперь уже не кулеш варили — затируху из соломахи. Вот беда! И жида салом не накормишь!

Ковырял я ложкой соломаху да все кости вспоминал, что у кострища старого нашли. Те тоже, наверное, сперва салом пробавлялись. Сперва салом, после — кашей…

Вэй, читал я как-то в «Лембергской газете» про капитана британского. Храбр был капитан, два раза вокруг земли плавал. А в третий раз поплыл — и попал аккурат к таким, как мы. Оголодавшим.

К ужину.

Подумал — и застряла в горле та соломаха. Хороша шутка, цудрейтор Юдка!

Эх, если бы шутка! Вот и панове черкасы словно тоже про того капитана вспомнили. Уже не зубоскалят, не гогочут. И я не буду. Посижу, соломаху-затируху ложкой поковыряю.

Да и подумаю. Сытое брюхо, как известно, к ученью глухо, голодное же — наоборот.

— Ну чего, жиду, скучно без сала?

— Ох, скучно, Панове! Думаю.

Говорил как-то один мудрый человек: правильно ставь вопросы, а ответы сами придут.

Ну, например.

Если тому четырехпалому от меня что-то вконец нужно, отчего это он пропал? Отдохнуть решил, что ли?

Я даже оглянулся. Пусто! А говорил — не отстанет!

— Эй, пан Юдка, чего глядишь? Или места знакомые?

— Пока нет, пан Логин. Пока еще нет.

Места, действительно, прежние — горы нависают, сосны за камни цепляются.

И Окон не видать. Давно уже.

Вопрос второй. Кому нужно, чтобы жид Юдка этих Черкасов не погубил, а на верный шлях вывел?