— Мадемуазель лучше пока не разговаривать! Я сейчас вас укрою. Но туман уже исчезал. Медленно-медленно из светящегося сумрака проступили тяжелые неровные своды… Вот почему вспомнился камень! И тут она наконец очнулась.
Неярко, чуть потрескивая, горел факел. Легкий приятный запах смолы…
Холод…
Холод и сырость.
Ярина сжала зубы, попыталась приподняться.
— Мадемуазель лучше лежать! Худые руки осторожно поддержали за плечи. Вначале она разглядела бороду, седую, длинную — и аккуратно расчесанную. Такие же волосы — длинные и белые — падали на плечи. Большие светлые глаза… И губы — узкие, бесцветные.
— Где я?
Бледные губы чуть дрогнули. Усмешка; горькая, не усмешка даже — гримаса.
— В аду девять кругов, мадемуазель. Этот — девятый.
Она все-таки смогла привстать. Сесть. Оглянуться.
Ад был каменный — от низких сводов до блестевшего влагой пола. Прямо посреди потолка — круглый люк. Высоко — не достать, не допрыгнуть. В углу, почти неприметный в полутьме, черный зев. Колодец?
Тот, кто помог ей, был одет странно — грубый кожух, какой носят селяне, а под ним тонкое платье с узорным кружевным воротником. На худых пальцах — золотые перстни.
— Это замок господина Мацапуры, мадемуазель. Мы в подвале, на нижнем ярусе.
Все стало на свои места. Итак, она жива. Надолго ли?
Ярина вновь огляделась, пытаясь найти путь к спасению. Неровные стены, капли воды, черный зев колодца…
— Здесь один вход и один выход, — понял ее неизвестный. — Вход — это люк. Выход пани может увидеть в том углу. Осадной колодец — очень глубокий. Даже не слышно всплеска…
— А вы… Давно здесь? — ее голос дрогнул.
— Давно…
Слово упало тяжело, словно кусок гранита.
— А что там, наверху?
Человек вновь горько усмехнулся, качнул седой шапкой волос.
— Стоит ли об этом, мадемуазель?
Ярина попыталась привычно мотнуть головой, но не удержалась — застонала.
— Стоит, — наконец смогла выговорить она. — Расскажите, пандобродий! Тяжкий вздох. В светлых глазах — боль.
— Там умирают. И здесь тоже. Мадемуазель повезло, ей дали выбор. Страшный, но все-таки выбор.
Слова звучали жутко, но девушка догадалась. Колодец! Бездонный колодец — единственный выбор, какой у нее остался.
— Поэтому ни на вас, ни на мне нет цепей. Мы свободны — в этих стенах. Тем, кто наверху, хуже.
— Хуже?
Ярина оперлась локтем на холодный камень пола, заставила себя встать.
— Что может быть хуже? Седая голова качнулась.
— Мадемуазель лучше не знать. Хуже — когда беззащитных девушек привязывают к ложу и терзают, пока в них еще есть жизнь. Хуже — когда из вен льется кровь, а мясо пылает на огне…
Ярина не поверила. Бред! Этот несчастный просто тронулся рассудком. И немудрено, в этих-то стенах!
— Люк наверху — единственный выход?
— Да… Иногда у меня бывают гости — как вы, например. Здешний хозяин не хочет, чтобы я сошел с ума в одиночестве. Потом их забирают назад, если они не догадываются сами уйти вовремя. Не смею советовать, но…
Девушка даже не возмутилась. Ну нет, так легко ее не возьмут! Раз жива — выход всегда есть! И это — не холодная глубина колодца. Она выберется! Обязательно выберется, не может же она, Ярина Загаржецка, сгинуть в этом дурацком сыром подвале!
Ведь ей только семнадцать!..
Страх ушел, исчезла растерянность. Боль не мешала думать. Да, до люка не достать! Но ведь сюда кто-то спускается, наверное, сбрасывают лестницу — веревочную или деревянную. Этот странный старик должен знать…
— Я не представилась пану, — девушка постаралась улыбнуться. — То прошу прощения. Я — дочь сотника валковского…
— Я знаю, кто вы, мадемуазель, — бледные губы вновь сложились горькой усмешкой. — То позвольте приветствовать вас в стенах моего замка. Станислав Мацапура-Коложанский к вашим услугам, мадемуазель Ирина!
Большие светлые глаза взглянули в упор…
Она поверила.
Поверила, почему-то даже не особо удивившись.
И сама поразилась этому.
— Мадемуазель, наверное, решила, что перед нею — безумец?
— Нет…
Ярина медленно прошла вперед, прислонилась горячим, кипящим болью лбом к ледяному камню.
— Вы не похожи на безумца… пан Станислав. Значит, тот, наверху, самозванец?
— Увы, не совсем… Я бы посоветовал вам присесть. Странно, в этом подвале было кресло — тяжелое, темного полированного дерева. Резные листья вились по массивным ручкам и подголовнику.
— Не знаю, много ли у нас с вами времени, мадемуазель. Я думаю, он решил познакомить нас, чтобы, так сказать, похвастаться. Ведь я немного знал вашего батюшку. Вы для него — ценная добыча… Впрочем, если хотите — расскажу. Поистине, эта история напоминает сочинения мсье Казота! Не читывали? И слава Богу, юным девушкам такое ни к чему…
Он помолчал, глаза потемнели, сжались губы. Внезапно Ярина поняла: этот седой человек не так и стар. Не больше сорока, и если бы не белые волосы, не длинная борода…
— Лет тридцать назад мы жили с моим отцом в Париже. Мне было тогда двенадцать. Однажды…
Пан Станислав помолчал, словно вспоминая. Худая ладонь сжалась, длинные ногти впились в кожу.