Рубежи

Согрелись, высушились, по-настоящему выспались, подкрепились ягодами и грибами. И в путь. Сосновый лес перемежался с лиственным, попадались старые вырубки, поросшие мелким березняком. На одной такой вырубке напоролись на засаду. Было очевидно, что фашисты устроили ее не на нас, они охотились за кем-то другим, а о нашем отряде и представления не имели. Мы врезались засаде во фланг. Фашистам требовалось время, чтобы развернуться, переместить сектор обстрела чуть ли не на девяносто градусов. Решали секунды. И наш командир сполна воспользовался ими. Не давая врагу опомниться, он бросил отряд в атаку. Бойцы, среди которых был и я, ворвались в боевые порядки противника с тыла и парализовали его. Мы истошно орали «ура».

Фашист, на которого я несся сломя голову, пытался повернуть пулемет в нашу сторону, но ножка сошника глубоко вошла в землю и, сколько он ее ни дергал, не поддавалась. Как нас учили, я сделал выпад, и штык податливо вонзился ему в бок. Раздался дикий визг. Я отступил назад, выдернул штык и повторил выпад. А потом, шатаясь, побрел в сторону, ничего не соображая, обезумев от содеянного. Упал в березняке, у меня началась рвота.

То была самая трудная минута в моей жизни. Я понимал: он вторгся в мою страну, он наверняка прошил бы меня пулеметной очередью, и я был обязан его уничтожить…

Наш отряд совершал налеты на шоссейные и железные дороги. Разживались за счет захватчиков автоматическим оружием, продуктами и обувью. От самолетов-разведчиков, настырно старавшихся обнаружить нас с воздуха, прятались в лесных чащобах. Жители редких лесных деревенек встречали нас приветливо, кормили бульбой и кислым молоком, угощали салом и медом. Большие надежды мы возлагали на старую границу. Почему-то все были уверены, что в укрепрайонах, построенных еще давно, советские войска держат оборону. Фашисты обязательно обломают там рога. Дальше этих рубежей их ни за что не пустят…

Возможно, Иванов знал истинное положение дел, может быть, просто догадывался, что надежды наши напрасны, но не спешил никого разуверять: пусть бойцы верят в существование оборонительного рубежа, это поддержит им боевой дух. Но не было на старой границе грозных укрепрайонов, не существовало никакой обороны. Маленькое болотце, обильно поросшее камышом, разделяло две деревни: одна раньше находилась в панской Польше, другая — наша — вольготно раскинулась на веселом бугре.

Деревушка на западной стороне старой границы встретила нас безлюдьем и настороженностью. Старик с белой бородой, в холщовой до колен рубахе по секрету сообщил нам, что два дня назад куркули замутили воду, подбили слабых и неустойчивых к анархии: имущество созданного год назад колхоза растащили по дворам.

Появление отряда обескуражило крестьян. Они испугались ответственности за содеянное и попрятались.

Другой мир, отделенный будто не камышовым болотцем, а целой исторической эпохой, открылся нам в деревеньке на веселом бугре, по нашу сторону границы. Отряд встретили там гостеприимно, проводили к пятистеннику в центре села, где был клуб. Возле него колхозники соорудили ряды дощатых столов, врыли скамейки. Под навесом, тоже времянкой, вовсю дымила, гудела, источая аппетитные ароматы, кухня. Весь отряд за столами не разместился, потому разделились на несколько групп. Накормили нас знатно — уваристым супом, свежим говяжьим мясом и искусно испеченным хлебом. Мы о таком и не мечтали. В последние дни довольствовались подножным кормом — ели ягоды, грибы. Правда, изредка перепадала дробненькая бульба с кислым молоком… Распоряжался всем председатель колхоза, хмурый, с русой бородой мужик; у которого вместо левой ноги была залощенная деревяшка. Иванов долго и проникновенно жал ему руку в благодарность за горячий прием, за человеческое внимание.

— Оно ведь как, товарищ командир, — сказал в свою очередь председатель, — все мы свои, советские. Сколько вашего брата валит с той стороны, а все ведь голодные и усталые. Вот мы и решили колхозом привечать вас. Чем богаты, тем и рады.

— А фашистов не боитесь?

— Оно, конечно, оторопь берет, не без этого. Да у нас тут леса. К нам они еще не совались. Больше пока снуют по городам и дорогам. Да и прицел у нас теперь есть, что делать.

— Какой?

— А вы разве не знаете? — председатель достал из внутреннего кармана пиджака помятую, потертую в сгибах газету. — Сталин выступал.

То была «Правда» от 3 июля 1941 года.

Скитаясь по лесам и болотам, не имея правдивой информации (слухам мы не верили, потому что исходили они от фашистов), мы и не представляли во всем масштабе бедствия, которое обрушилось на нашу Родину. Текст выступления Сталина читал вслух сам Иванов, мы жадно ловили каждое слово. Сталину народ верил и знал: как он сказал, так и есть, так и будет.

Тяжко, скорбно было на душе, когда узнали, как плохо складывалась обстановка. Но, с другой стороны, высветились, стали конкретными задачи — бить беспощадно врага на фронте, создавать партизанские отряды в его тылу, налаживать производство оружия и продовольствия на востоке страны.