Рубежи свободы

— Валя, не надо! Он же только трогает, а не… Даже жалко его — убогий, малохольный! У него отец от водки умер, а всем врет, что на войне погиб героем. А он в Москву из деревни приехал, чтоб в техникум поступить, но не прошел, и устроился санитаром. Может еще поступит в следующем году, в люди выйдет.

Ну как знаешь. Хотя я вот так жалеть — не умею. Ну а ты, неужели осталась домашней девочкой — в войну, родителей потеряв, живя у тетки в уральской провинции, да и общага, где ты сейчас, в одной комнате на четыре койки, это не отель "хилтон". Или просто тебе приятно, рядом со мной слабой быть?

— Валя, а ты и правда, готов был этих, убить? Знаю, что ты на войне… Но там были враги, фашисты, нелюди! А это ведь — свои.

Так я ж не зверь. Вот если бы кто-то оружие достал, хоть нож — тут бы пришлось насмерть. Кроме штатного, в кобуре, еще и браунинг в рукаве, выхватить в полсекунды. И тут уже — или "сдайся враг, замри и ляг", или кто продолжает, я не виноватый. Тут уже шутки в сторону — или я и ты на кладбище, или они.

— Валечка! — Маша взглянула мне в глаза — ты такой… Мне с тобой очень хорошо. Но иногда — страшно. Будто не ты со мной, а… Как в сказках про оборотней — зверь внутри человека.

А этого тебе не понять. Не была ты на войне — иначе знала бы, что в человеке, любом, изначально сидит запрет на убийство себе подобных. И преодолевать его тяжело — сам видел, как по первости здоровых мужиков ломало, как после наркоты, от первой рукопашной. Ну а те, кто прошли — воспринимаются еще не прошедшими именно так, как иные. Если я, на тех четверых в аллее глядя, лишь умом прикидывал, надо, не надо — а никакой внутренней "блокировки" во мне не стояло. Ладно, что о том — хочешь на природу полюбоваться? Тут место есть, очень красивое, и вид с него. Пойдем, взглянем? То самое место, где мы на Москву смотрели тогда. И где нас гроза застала, от которой бежали к автобусу.

Вид и впрямь захватывающий — не обрыв, но берег высокий, Москва под нами, даже Кремль вдали можно различить. На том берегу стадион Лужники не построен еще. День ясный, ветер облака разогнал, снизу от реки дует, хоть на дельтаплане летай. К Марии пристает невидимым хулиганом, от которого девушке не отбиться и не убежать, будто сотней невидимых рук лапает, гладит ее по всем местам, плащ распахнул и вздувает над головой, платье то облепит, то ввысь рвет, будто желает помочь Машеньке раздеться. Ей это явно не нравится, она даже мой локоть отпустила и пытается обеими руками подол у ног прижать. Шляпу с головы сдернула, волосы на ветру взлетели волной.

— Надень лучше — говорю я — тебе очень идет.

Не скажу я девушке (зачем огорчать) что выбрал я ее из многих знакомых (мы, герои войны, молодые еще, тут у женщин бешеной популярностью пользуемся) потому, что очень ты ту, другую похожа: рост, фигура, даже лицо немного, а если в профиль и под этой шляпкой с широкими полями, вас можно даже перепутать, на первый беглый взгляд. И в "итальянской моде" я тебе все покупал — платьев с полдюжины, "летящий" плащ (покроя "бэтвумен", как я называю), легкое пальто-накидку такого же фасона, шубку, обувь на все сезоны, шляпок несколько, еще кучу всего в довесок — не только ради доброго дела, но и чисто эгоистически, чтобы и одета ты была как та, другая, в ее стиле. Так хоть воображу, на тебя глядя, что не ты, а Она сейчас рядом со мной. Ну а если эту шляпку ветром унесет, новую купим, хоть сегодня же. Расходов у меня немного совсем, в отличие от любого преуспевающего манагера в году 2012, у которого апартаменты с ипотекой и крутой джип с автокредитом, но попробуй не уплати, сразу банк все заберет. И копить незачем — не вернусь завтра из очередной миссии, и все.