Руби

Поль смотрел на меня мгновение, затем встал и сошел вниз к краю воды. Я видела, как он стоял там и просто сбивал ногой камни в воду, раздумывая, осмысливая, принимая то, что я рассказала. Я знала, что в его сердце происходит такое же волнение, как и когда-то в моем, такая же путаница кружилась и в его голове. Он вновь, более резко, тряхнул головой и повернулся ко мне:

– У нас есть все фотографии, снимки моей матери, когда она была беременна мной, мои снимки сразу же после рождения и…

– Ложь, – отрезала я. – Все используют обман, чтобы спрятать грехи.

– Нет, ты не права. Это все ужасная, глупая ошибка, разве ты не видишь? – Поль сжал руки в кулаки. – И нас заставляют страдать из-за нее. Я уверен, это не может быть правдой, – кивнул он, стараясь убедить себя. – Я уверен, – произнес он и возвратился ко мне.

– Бабушка Катрин не солгала бы мне, Поль.

– Нет, твоя бабушка не солгала бы тебе, но, может, она думала, что, рассказав эту историю, сумеет помешать тебе общаться со мной, и это будет хорошо, ведь моя семья подняла бы такой шум. И ты и я, конечно, пострадали бы. В этом все дело, – сказал Поль, успокоенный своей теорией. – Я докажу это тебе. Не знаю как, но докажу, и тогда… тогда мы будем вместе, как и мечтали.

– О Поль, как бы мне хотелось, чтобы ты был прав, – проговорила я.

– Я прав, – убежденно сказал он. – Вот увидишь. И меня изобьют еще на одном вечере танцев, – добавил он, смеясь. Я улыбнулась, но отвернула лицо.

– А как насчет Сюзетт? – спросила я.

– Я не люблю ее. И никогда не любил. Мне нужно было просто, чтобы ты…

– Чтобы заставить меня ревновать? – спросила я и быстро взглянула на него.

– Да, – признался Поль.

– Я не осуждаю тебя за все то, только ты действовал очень убедительно, – улыбнулась я.

– Ну да. Я… это мне хорошо удается.

Мы засмеялись. Затем я вновь стала серьезной и взяла Поля за руку. Он помог мне подняться. Мы оказались почти лицом к лицу.

– Я не хочу, чтобы ты страдал, Поль. Не надейся слишком сильно, что сможешь опровергнуть факты, о которых мне рассказала бабушка Катрин. Обещай только, что когда ты откроешь истину…

– Я открою истину, а не ложь, – настаивал Поль.

– Обещай, – повторила я, – обещай, что если все окажется правдой, ты примешь ее так, как и я, и полюбишь еще кого-нибудь так же горячо, как меня. Обещай мне.

– Я не могу, – сказал он. – Не могу любить кого-то еще так, как люблю тебя, Руби. Это невозможно.

Поль обнял меня, и я на мгновение уткнулась лицом в его плечо. Он прижал меня крепче. Под сорочкой я ощущала ровное биение его сердца. Потом вдруг почувствовала его губы на моих волосах и закрыла глаза, воображая, что мы далеко-далеко, что живем в мире, где нет лжи и обмана, где царствует вечная весна, где солнце касается наших сердец и лиц и делает нас вечно молодыми.

Крик болотного ястреба заставил меня быстро поднять голову. Я увидела, как он схватил маленькую птичку, которая, возможно, только научилась летать, и скрылся со своей добычей, совсем не беспокоясь о безутешном горе птицы-матери.

– Иногда я ненавижу это место, – быстро сказала я. – Иногда я чувствую, что чужая здесь.

Поль посмотрел на меня с удивлением.

– Конечно, нет, ты принадлежишь этому месту, – возразил он.

На кончике моего языка уцепилось желание рассказать ему о моей сестре и моем настоящем отце, который живет где-то в Новом Орлеане, в большом доме. Но я решила, что для одного дня было достаточно раскрытых тайн, и поставила на этом точку.

– Мне пора вернуться и продолжать принимать соболезнования, – сказала я и направилась к дому.

– Я пойду с тобой и останусь подольше, – сказал Поль. – Мои родители послали кое-что из еды. Я отдал все миссис Ливоди. Родители передают свои соболезнования. Они бы пришли сами, но…

Он остановился на середине объяснения и усмехнулся.

– Я не изобретаю извинения за них. Мой отец не любит твоего деда, – сказал Поль.

Я хотела объяснить ему, почему все так произошло, хотела продолжать и продолжать, рассказать ему все подробности, сообщенные мне бабушкой Катрин, но подумала, что все-таки на сегодня хватит. Точка. Пусть Поль сам откроет столько правды, сколько в состоянии перенести. Потому что правда – это яркий свет, и, как на любой яркий свет, на нее трудно смотреть.

Глава 8 Трудно изменить себя

Похороны бабушки Катрин были одни из самых многолюдных, когда-либо происходивших в округе Тербон; практически все люди, бывшие на поминках, потом присутствовали на службе в церкви и на кладбище. Дедушка Джек вел себя наилучшим образом и был одет в лучшее из того, что удалось найти. С причесанными волосами, подстриженной бородой, вычищенными сапогами, он был похож на приличного члена общины. Он сказал мне, что не был в церкви со дня похорон своей матери, но в храме теперь сидел рядом со мной, пел гимны и читал молитвы. Он стоял рядом со мной и на кладбище. Казалось, пока виски не разливалось по его венам, он был спокойным и приличным человеком.