– Нет, – быстро ответила я.
– Так что же ты собиралась ему сказать?
– Просто хотела… его утешить.
– Для этого есть священники и доктора, – отрезала Дафна.
Странно, что она не сказала – для этого у него есть жена.
– Кроме того, как ты можешь кого-то утешать, если тебя саму мучает боль?
Дафна говорила в точности как следователь, стремящийся изобличить преступника.
– Мне уже лучше.
Взгляд Дафны по-прежнему был полон недоверия.
– Но вы правы, пора спать, – сказала я и отправилась в свою комнату.
Дафна не двигалась с места. Я чувствовала спиной ее взгляд.
Мне отчаянно хотелось открыть ей правду. Рассказать о диком розыгрыше, жертвой которого я стала нынешним вечером. О том, как Жизель свалила на меня свою вину в истории с ромом, и вдобавок – обо всех ее выходках в школе. Но, поступив так, я объявила бы Жизель войну. А это означало бы, что мы никогда не станем настоящими сестрами. Мне вовсе не хотелось соревноваться с Жизелью в подлости. Я все еще надеялась, что мы сумеем преодолеть зияющую между нами пропасть. Пока Жизель не разделяла моего желания. Но я верила, придет день, когда она захочет иметь сестру так же сильно, как и я. В этом жестоком мире сестра или брат, близкий человек, которому ты не безразличен, – великая ценность, и не стоит ею пренебрегать. Рано или поздно Жизель должна была понять это.
Растянувшись на кровати, я прислушивалась к звукам, доносящимся из-за двери. Где-то около полуночи медленно, тяжело прошагал отец. Как изнурил его приступ острой печали, пережитый только что в комнате брата! Почему его горе не смягчается с годами? Неужели он чувствует себя виноватым в катастрофе, погубившей Жана?
Казалось, неразрешимые вопросы парят в темноте над моей головой, подобно болотным ястребам, высматривающим добычу.
Я закрыла глаза и позволила темноте проникнуть в мое сознание, надеясь, что это принесет желанное забвение.
На следующее утро меня разбудил отец. Он постучал в дверь, приоткрыл ее и заглянул ко мне. На лице его сияла такая радостная улыбка, что я подумала, уж не приснились ли мне его вчерашние рыдания. Трудно было поверить, что настроение мужчины может так стремительно меняться.
– Доброе утро! – приветствовал он меня.
Я села на кровати и протерла глаза:
– Доброе утро!
– Дафна сказала, вчера ты вернулась рано, потому что плохо себя чувствовала. А как сегодня?
– Намного лучше.
– Рад слышать. Я уже сказал Нине, чтобы она приготовила на завтрак что-нибудь легкое. Может, сегодня тебе лучше отдохнуть, милая? Ты так много занималась – и в школе, и с учителем живописи. Уж конечно, ты заслужила право немножко побездельничать. Бери пример с Жизели, – заявил он со смехом.
– Папа… – Я решила поговорить с ним честно, так как чувствовала – это единственный способ вызвать на откровенность его. – Ты ничего не рассказываешь про дядю Жана, а я… в общем, мне хотелось бы как-нибудь его увидеть, – выпалила я.
Не знаю, удалось ли мне таким образом дать отцу понять, что я готова разделить его боль.
Улыбка сползла с его лица.
– Это очень мило с твоей стороны, Руби, – пробормотал он. – Будет замечательно, если ты его навестишь. – Сделав над собой усилие, отец вновь растянул губы в улыбке. – Хотя, конечно, он примет тебя за Жизель. Будет не так легко объяснить ему, что теперь у него две племянницы.
– А он… способен что-нибудь понимать?
– Думаю, да. По крайней мере, я на это надеюсь, – вздохнул отец. – Доктора не разделяют моего оптимизма и не замечают особых улучшений. Но они не знают его так хорошо, как я.
– Я хочу помочь тебе, папа! – с жаром произнесла я. – Если хочешь, я буду проводить с ним много времени – читать, разговаривать с ним и все такое…
– Это будет замечательно, дорогая. В следующий раз, когда поеду к Жану, непременно возьму тебя с собой.
– Обещаешь?
– Конечно. А сейчас пойду вниз, скажу, чтобы подавали завтрак. – В дверях он обернулся. – Да, совсем забыл. Звонила Жизель, сказала, что проведет весь день с подружками. Спрашивала, как ты себя чувствуешь. Я сказал, ты позвонишь им, когда проснешься. И если захочешь, я отвезу тебя к Клодин.
– Нет, папа, лучше я побездельничаю дома по твоему совету.
– Вот и хорошо, – кивнул он. – Так я скажу, чтобы стол накрывали минут через пятнадцать?
– Да, я сейчас встану.
Отец улыбнулся и вышел из комнаты.
Внутри меня все ликовало. Вдруг я действительно сумею совершить чудо и излечить отца от меланхолии, отравляющей его жизнь много лет подряд? Для Дафны эти приступы печали – всего лишь досадное обстоятельство, с которым она вынуждена мириться. Жизель глубоко плевать на душевное состояние отца. Быть может, бабушка Кэтрин настаивала на моем приезде сюда, потому что чувствовала: я нужна отцу. Ему необходим близкий человек, способный разделить его бремя.
Воодушевленная этими мыслями, я быстро умылась, оделась и спустилась вниз. Дафна, по своему обыкновению, еще не встала, и мы завтракали вдвоем с отцом. Я спросила, почему Дафна так редко выходит к завтраку.