Руби

– Года через два после истории с Тейтом в наши края приехал из Нового Орлеан один богатый креол, желавший поохотиться на уток. С ним был сын, на редкость красивый молодой человек. В городе им посоветовали нанять твоего дедушку, который, надо отдать ему должное, был лучшим проводником по болотам. Молодой человек, которого звали Пьер Дюма, влюбился в твою мать, едва увидев, как она идет по берегу канала с птенцом рисовой птички на плече. Ее длинные волосы, покрывавшие почти всю спину, отдавали золотом. От меня она унаследовала большие черные глаза, от дедушки – смуглую кожу и зубы, белые и ровные, как клавиши нового аккордеона. Мужчины по-прежнему сходили по ней с ума, но Габриеллу ухажеры больше не интересовали. Когда очередной поклонник пытался с ней заговорить, она в ответ заливалась серебристым смехом и исчезала так стремительно, словно действительно была духом болот, феей из сказок моей бабушки. Но от Пьера Дюма она убегать не стала. Конечно, парень был просто загляденье – высокий, стройный, одет с иголочки. Но после она призналась мне, что дело было не только в его красоте. Глядя на него, она ощутила, что сердце его способно на любовь и нежность. В отличие от других мужчин, от него не исходило угрозы – так она сказала. Я никогда не видела, чтобы молодой человек потерял голову от любви так стремительно, как Пьер. Он был готов бросить все, уйти вслед за Габриеллой в болота и жить там на кочке, лишь бы она была рядом.

Я слушала, боясь проронить хоть слово. Бабушкин рассказ лился теперь спокойно и плавно.

– Но проблема состояла в том, что молодой человек уже года два как был женат. Семья его относилась к числу самых аристократических и богатых в Новом Орлеане. Такие семьи очень дорожат собственной родословной. Невест и женихов для своих отпрысков они выбирают из узкого круга, дабы укрепить свое положение в обществе и не нарушить чистоту голубой крови. Молодая жена Пьера тоже происходила из состоятельной и уважаемой креольской семьи. Но увы, все эти два года ей никак не удавалось забеременеть, что приводило в отчаяние отца Пьера, Шарля Дюма. Перспектива того, что род его прервется, была для него настоящей катастрофой, как, впрочем, и для самого Пьера. Но они были благочестивыми католиками, а значит, не допускали и мысли о разводе. Усыновление тоже их не привлекало: Шарль хотел, чтобы в жилах его внуков текла благородная кровь Дюма. Так или иначе, у Пьера и его отца вошло в привычку приезжать по выходным в Хоуму и охотиться на уток. Иногда они появлялись вдвоем, но чаще мы видели здесь одного Пьера. И постепенно он стал все больше времени проводить в обществе Габриеллы, все меньше – в обществе дедушки Джека. Естественно, меня все это не могло не тревожить. Даже если бы Пьер не был женат, отец никогда не позволил бы ему привести в дом простую каджунскую девушку, выросшую на болотах. Я пыталась предостеречь Габриеллу, но она лишь улыбалась в ответ. Удержать ее было невозможно, как нельзя удержать ветер. «Пьер никогда меня не обидит», – говорила она, выслушав все мои предостережения. Вскоре молодой человек перестал изображать, что приезжает ради охоты. Они с Габриеллой брали с собой корзинку с едой, садились в пирогу и направлялись вглубь болот, в уединенные места, известные лишь моей дочери.

Бабушка смолкла и уставилась на собственные руки, лежавшие на коленях. Когда она вновь подняла голову, глаза ее были полны слез.

– На этот раз Габриелла не стала говорить мне, что беременна. Да в этом и не было надобности. Я догадалась об этом по ее лицу, и округлившийся живот лишь подтвердил мою догадку. Когда я вызвала ее на откровенный разговор, она расплылась в улыбке и заявила, что будет счастлива родить ребенка от Пьера. Сказала, что научит его любить все то, что так любит сама, – здешние края, наши болота, их обитателей. А еще Габриелла взяла с меня обещание: если с ней что-нибудь случится, сделать все, чтобы ребенок остался здесь, в бухте, и вырос среди природы, которую так любила его мать. Да простит мне Господь, я дала ей это обещание, хотя мысль о том, что моя Габриелла окончательно погубит свою репутацию, приводила меня в ужас. Мы попытались напустить туману, придумав историю о случайном путешественнике, танцевавшем с Габриеллой файс-додо. Некоторые поверили в нашу выдумку. Но по большей части людям было наплевать, как все вышло. Они просто радовались еще одному предлогу презирать семейство Лэндри. Даже мои лучшие подруги встречали меня насмешливыми улыбками и перешептывались за спиной. Те, кого я избавила от болезней и прочих бед, платили мне за добро, разнося сплетни о моей дочери.

Бабушка вдохнула полной грудью. Судя по всему, запас ее внутренней энергии иссяк, и теперь она пыталась черпать силы из воздуха.