Рубин из короны Витовта

Подъехав верхом к гетманскому дворцу, Шомоши слез с седла и, не зная, как быть дальше, затоптался на месте. Однако появление пани Беаты, которая, чтобы встретить гостей, сама вышла на ступенки, сразу поставило всё на свои места. Госпожа в накинутом на плечи меховом плаще с достоинством поклонилась и объявила:

– Приветствую славного рыцаря! Однако должна предупредить его милость, что пана коронного гетмана нет в Сосновце.

Шомоши приложил руку к груди и, почтительно склонившись, ответил:

– Приветствую вельмишановну пани Беату и благодарю её за предупреждение, однако мне тоже известно, что пан гетман сейчас в Кракове. А я прибыл в Сосновец, чтобы засвидетельствовать моё уважение к своей даме сердца и полюбоваться на её несравненную красоту…

Услыхав такие приятные слова, женщина внешне осталась спокойной. Но глаза её радостно заблестели, и она, снова поклонившись, пригласила:

– Прошу вельмишановных гостей до палацу[161].

Шомоши послушно последовал за хозяйкой в уже знакомые покои, однако, к его огромному разочарованию, пани Беата, подождав, пока оба оруженосца помогут рыцарю освободиться от походного снаряжения, не осталась с Ференцем наедине, а пошла показывать комнаты его людям.

Шомоши раздражённо поглядел на лижко[162] и тут сообразил, что иначе и быть не может, а пани Беата, скорее всего, придёт к нему, как только устроит гостей. Придя к такому выводу, Ференц стал терпеливо ждать. Но прошло немало времени, прежде чем кто-то осторожно постучал в двери.

Шомоши тут же сорвался с лижка, но, к своему удивлению, вместо хозяйки увидел аккуратную служницу, которая сразу принялась тараторить:

– Пани ожидают вашу милость! Пани приглашают вашу милость на званый ужин! Пани пригласила к столу рыцарей из почту вашей милости…

Казалось, говорливую служанку невозможно остановить. А потому, не дослушав до конца, Ференц закрыл дверь и торопливо начал переодеваться.

Стол, к которому пригласили Шомоши, оказался на диво щедрый. Всю его середину занимало огромное блюдо со свежезажаренными и весьма аппетитными кусками мяса, а кругом теснились ещё и дичь, и птица, и всякие заедки. И конечно же стояли кувшины мальвазии в окружении печева и лакомств в виде ячменных коржиков, медвяных и фруктовых узваров, а в дополнение ко всему ещё и изысканный деликатес, маслянка – закваска, сделанная из молока и мёда.

Аппетит, нагулянный за целый день на свежем воздухе, сразу дал о себе знать, и никого из гостей особо уговаривать не пришлось. Все, кто был за столом, подоставали собственные ножи и так навалились на еду, что вскорости госпоже пришлось посылать служниц в поварню, чтобы пополнять опустошавшиеся блюда.

Позднее, когда все понаедались, а хмель ударил в голову и каждый, перебивая один другого, принялся доказывать что-то своё, Шомоши наклонился к сидевшей рядом с ним пани Беате и дерзко предложил:

– Может, уйдём отсюда? Прогуляемся…

Пани Беата молча кивнула, поднялась из-за стола и незаметно вышла, а после краткой задержки за ней последовал и Шомоши. В коридоре пани Беата, услыхав, что Шомоши догнал её, обернулась и вопросительно посмотрела на рыцаря. В глазах женщины Ференц вдруг увидел нечто такое, что заставило его враз откинуть игривый настрой и тихо, убедительно произнести:

– Я приехал сюда, чтобы сказать… – Шомоши на какой-то миг сбился, но, взяв себя в руки, твёрдо закончил: – Уже время завести нам свою усадьбу…

Из зала долетали гомон и весёлые выкрики, сопровождавшиеся поощрительным визгом служанок. Однако тут в коридоре, пани Беата порывисто прижалась к Ференцу, а он, обняв любимую женщину, не мог вымолвить и слова, потому что ему отчего-то прехватило дыхание…

* * *

Весеннее половодье брало своё. Снег, лежавший на соседних холмах, быстро таял, и тонкие ручейки, сливаясь вместе, ярами и низинами упрямо стремились к речке, отчего вода, заливая берега, поднималась всё выше и выше. Вследствие этого сплошной лёд, всю зиму сковываший речку, начал приподниматься, разламываться на куски и постепенно сплывать по течению.

Стоя на восточной башне собственного замка, князь Острожский с интересом следил, как речка медленно выходит из берегов и всё больше и больше заливает пойму, в то время как по стрежню часто-густо плывут льдины, и даже сюда, наверх, долетает хорошо слышимый шорох их столкновений, сопровождавший ледоход.

Чем дальше вода заливала окрестность, тем чаще князь обращал внимание на хилый мосток, соединявший оба берега, и прикидывал, устоят ли опоры в этот год, или лёд в очередной раз снесёт их? Вообще-то мостик по весне разрушался часто, и теперь князь просто загадывал, доведётся ли по окончании ледохода опять чинить хлипкое сооружение.

Внезапно внимание князя привлекло появление на том берегу нескольких всадников. Острожский присмотрелся и понял, что путники, хорошо понимая, чем угрожают мосту огромные льдины, спешат, чтобы успеть перейти речку. Однако зимний шлях, шедший через пойму, уже потонул в весенней грязюке, и кони путников то и дело замедляли бег.