Рубиновая омела (СИ)

Читать стало невозможно, потому что задрожали руки. Её передёргивало от каждого слова. Всё тело будто онемело от спазмов боли. Как она могла так опуститься, чтобы позволять ему делать это? И будто бы остального было мало, её добило последнее.

Колдография, сделанная на астрономической башне.

Гермиона видела её впервые, она не висела в гостиной Слизерина, как обещала Пэнси. На ней Гермиона почти не шевелилась. Сведённые брови на искаженном от ужаса лице, а в глазах — дикий стыд. «Хогвартская шлюха», гласила подпись под фото.

Гермиона услышала хлопок аппарации и приближающиеся шаги.

— Какого хуя ты роешься в моих вещах, гряз…

— Называй меня правильно, Малфой! — криком перебила она его. Первая слеза скатилась вниз. Она даже не заметила, когда её глаза успели наполниться слезами. — Х-хогвартская шлюха! Так будет правильней!

Она вырвала лист из дневника, первый, какой попался. Малфой стоял в нескольких метрах как зачарованный.

— «Отвратительная мразь, которая мешает мне жить»! — зачитала она с листа, тут же скомкала его и бросила Драко в лицо. — «Я хочу, чтобы она исчезла, корчилась от боли»! — снова хруст вырванного листа, и вновь прямиком в Малфоя. — Ты поэтому меня сюда привёл? Наслаждаешься своей безнаказанностью? Моим унижением? Что я как шлюха иду у тебя на поводу, чтобы тебе стало легче? Такой ты хочешь меня видеть? Как здесь?

Гермиона бросила в него фотографию. Девушка на ней — она — как заезженная пластинка корчилась от ужаса и боли.

— Боже, какая я дура! — взвыла она. — Поздравляю, Малфой! Ты добился своего! Мне больнее, чем тебе!

— Грейнджер…

Он хотел что-то сказать, но не успел. Она аппарировала, и дневник, который секундой ранее был у неё в руках, шлёпнулся на пол страницами вверх. Драко затрясло. Он поднял дневник, и взгляд зацепился за слова, когда-то выведенные его рукой:

«Умри. Умри. Умри»

Вот только эти строчки он писал про себя.

========== Часть 6 ==========

Комментарий к

Спасибо вам огромное за ваши отзывы. Они мне необходимы, как Грейнджер для Драко)))) Надеюсь вы дойдете со мной до конца, и я буду болтаться с вами, как волосинка на губе.

он

Каждая попытка вдохнуть словно укорачивала его жизнь. Грейнджер ушла, оставив после себя бездонное ни-че-го. Ему бы радоваться этой пустоте, зарыться в неё с головой, но ему хотелось выть как волк. Сердце колошматило о грудную клетку так, что он, казалось, слышал треск костей.

Всё-таки в ней, за слоями грязи, всегда скрывалось что-то крайне необыкновенное. И Гермиона раскрыла все карты своей человечности перед ним. А он, с садисткой удовлетворенностью, смотрел на это из первого ряда.

Когда всё это началось?

После того, как в его кожу иглами вонзились крошки рубинов?

Или раньше, когда он увидел её впервые?

Да, это определенно случилось раньше.

Много лет назад, в Косом переулке, когда его слух наткнулся на щебет её смеха. Драко никогда не слышал, чтобы кто-нибудь смеялся так — заразительно, невольно заставляя улыбнуться в ответ, даже не зная причины её радости.

Он стоял позади, когда старик Олливандер вложил в её ладонь древко новенькой волшебной палочки. Именно тогда она смеялась. Наверное, от счастья — так он думал. Но стоило второй раз увидеть её, и всё внутри рухнуло. Только начавшаяся надежда на что-то сгорела, когда Драко увидел, кем являлась девочка. Маглорождённой. Он никогда так её не называл.

Грязнокровка.

Именно это Грейнджер и услышала, когда он прошёл мимо неё, сильно задев плечом. Будто бы дав сдачу, за то, что она так нахально заставила его восхититься этим чёртовом смехом!

Он не списывал это на обиду. Он лишь констатировал факт о её недостойности — так его учили с детства.

«Есть мы, и есть они, Драко», — говорил отец, особенно жирно подчёркивая разницу.

И Малфою бы хотелось — нет, он ждал — что после распределения эта девка будет вести себя словно серая утлая мышь. Но, к его большому разочарованию, эта нахалка гордо смотрела ему в глаза и шипела что-то про «здесь моё место».

Игра началась. Он вёл её к мышеловке и хотел, чтобы ей прищемило хвост, хотел услышать из некогда смеющегося рта рваные крики отчаяния, боли и страдания.

Ему же удалось это сделать? Минутами ранее, когда он видел, как последняя нить, держащая её на плаву, порвалась, и она полетела в бездну. Так чем он так недоволен сейчас? Почему не чувствует удовлетворения, а лишь одну только злость на себя?

«Я всё испортил»

Он испортил всё уже давно. Невозможно склеить настолько разбитую вазу. Да и хотелось ли?

— Блядь! Блядь! Блядь!

Ему нужно срочно напиться, потому что скоро начнётся ад. И он вряд ли выдержит его снова. Драко лучше запустит в себя Аваду, чем ещё раз позволит сердцу сжиматься от острой нехватки запаха бергамота её волос, от жизненно важных для него карих глаз, от её лица и тела.

Летом было невыносимо. Мир рухнул, когда ему сказали, что это не лечится. Ни одна магия, ни одно заклинание не действовало против любви. Но он её ненавидел!