Рубиновое сердце богини

– Да… Не знаю, она вроде со всеми нормально была… Пойми, мне резону не было ее убивать. Она бухгалтерией занималась и… – Дамиан вдруг замолчал. Сапоцкин терпеливо ждал продолжения, но его не последовало. Пыляев, словно поймав какую-то важную для себя мысль, затолкал ее поглубже, чтобы Антон, не дай бог, не увидел, не подумал, не истолковал превратно. Не доверяет. Впрочем, Пыляев в жизни никому не доверял.

– Антоха, там Машка одна осталась, ты бы послал кого…

– Я тебя сейчас пошлю по одному адресу! Ничего с твоей Машей за день не случится, а ты лучше подумай, за какие такие грехи вашу бухгалтершу на тот свет отправили. И, Дим, чем старательнее думать станешь, тем быстрее отсюда выберешься…

Ложь, конечно, но и Пыляев не имеет права утаивать важную для следствия информацию!

Оставалось надеяться, что лимит неприятностей на сегодня исчерпан, и Мария Петровна благополучно переживет денек без их с Пыляевым помощи.

Пигалица

Мамочки, почему так холодно? Голова болит. Невозможно прикоснуться, такое чувство, будто череп вот-вот на куски развалится. Где я?

Кажется, у себя дома. Свет. Пускай уберут свет, мне больно смотреть. Кто-нибудь, пожалуйста…

– Мать? Мать, ты очнулась? – На громкий вопль Бамбра моя голова отреагировала новым приступом боли. – Машка, ну ты даешь! Напугала до смерти. Маш, ты как?

– Плохо. – Я осторожно дотронулась до волос. Грязные и липкие. Почему? И вообще, что произошло? Мы гуляли со Степаном, фонарь не горел, но я спустила Степку с поводка. А потом стало больно.

– Я «Скорую» вызову!

– Нет. Не надо. Рассказывай. – Комната плясала перед глазами, и от этого круговорота к горлу подступала тошнота. Может, если сяду, станет лучше? Я осторожно. Аккуратненько. Вот так.

Лучше не стало.

Меня вырвало. Хорошо, предприимчивый Толик ведро заранее притащил. Толик… Откуда он здесь? Откуда я здесь?

– Нет, мать, капризничай, не капризничай, а врача я вызову.

– Я не хочу в больницу!

Только не больница! Наверное, до конца жизни я обречена на ненависть к бесконечным коридорам, каталкам со скрипучими колесиками, запаху лекарств, зеленой форме и профессионально-участливому «врачебному» тону.

– Хорошо, хорошо, не хочешь – не надо. Ты приляг, приляг. У меня знакомый доктор есть, он тебя осмотрит, таблеточку выпишет, чтобы головка не болела. Я позвоню?

– Звони. – Если лежать и ни о чем не думать, то и голова почти не мешает, так, молоточки стучат, но не сильно. Знакомый доктор приехал быстро и долго уговаривал меня лечь в больницу, пугая слепотой, глухотой, параличом и прочими последствиями сотрясения мозга. А я сопротивлялась, в результате врач наложил повязку, благодаря которой я стала похожа на раненого бойца из фильма о Второй мировой войне, выписал таблетки и запретил вставать, смотреть телевизор, слушать радио, читать, писать и еще что-то. Не помню. Доктор уехал, а Толик остался, заявив, что сегодня мне одиночество противопоказано и вообще за больными ухаживать нужно.

– Спать хочешь?

– Нет. – От таблеток в голове образовалась приятная пустота, целая вселенная в черепе. В безвоздушном пространстве, подобно космическим кораблям, затерявшимся между звезд, болтались вопросы. Ладно бы только болтались, но вопросы-корабли упорно лезли наружу.

– Толик, а как ты меня нашел?

– Просто! Тебя, мать, и слепой заметил бы. Лежишь прямо на дороге, руки в стороны, взгляд в небо устремлен, на лице – блаженство…

– Врешь.

– Ну почему сразу врешь, преувеличиваю для пущей красоты. Про метафоры слышала?

– Слышала. Ты, Толь, без метафор.

– Плохо? – Бамбр склонился надо мной и заботливо пощупал лоб. Зачем? Лоб щупают, когда температура, а не сотрясение. – Я к тебе по делу шел. Смотрю, лежит тело. Сначала решил, что кто-то перебрал, жалко стало, думаю, замерзнет человек, нужно хоть до лавки дотащить. Гляжу – ты. Честно, Маш, я глазам своим не поверил! Перепугался. Трясу, а ты ни бе ни ме, и глаза закрыты. Кое-как доволок до квартиры, извини, пришлось по карманам пошарить. Ключи…

– Да ладно. Ты никого не видел?

– Никого. А ты точно в больницу не хочешь?

– Точно. Толик, а Степан где?

– Не знаю. Я думал, с Пыляевым. Кстати, а он где?

– Без понятия. Пропал. Степка со мной был. Мы гуляли… – Вот именно. Мы гуляли. Я вышла из подъезда в сопровождении очень большой и очень страшной на вид собаки. Люди, незнакомые со Степаном, пугались до одури, когда черная туша, обуреваемая страстью к общению, бросалась под ноги. А ведь из ласкового теленка Степка мог превратиться в зверя. Клыки у него сантиметров пять, и живого весу килограмм пятьдесят, а может, и больше, не взвешивала, но нападавший не испугался собаки, следовательно…

Следовательно…

– Толь, ты можешь кое-что сделать?

– Для тебя, душа моя, все, что угодно. Хошь, луну в индивидуальное пользование, хошь, звезду выбирай! Ты только не волнуйся!

– Поищи Степку. – Видно было, что Бамбру не слишком-то хочется покидать теплую и безопасную квартиру и выходить во двор. Но я должна знать, что со Степаном! – Пожалуйста.