Рубиновый лес. Дилогия

Может, хускарлы и не понимали его, но всё равно испуганно попятились, выставив перед собой копья и мечи. Лезвия некоторых из них будто выковала сама ночь, гладкие и чернильные, – чёрное серебро было ещё одним детищем сейда, появившимся лишь с началом войны, оружием невероятно дорогим и редким, но незаменимым против драконов. Единственным, что способно пробить драконью чешую так же, как это способен сделать другой дракон. Сейчас в руках хирда насчитывалось по меньшей мере пять таких клинков, поэтому Солярис, поднявшись на дыбы, выдохнул струю пламени, что было горячее солнца. Вокруг образовалось полыхающее кольцо, плавящее песок и подпалившее несколько хускарлов, с криками бросившихся в морскую воду. Даже мне пришлось закрыть лицо руками, вжавшись в крыло Соляриса, – пламя, подпитываемое яростью, до того раскалилось, что один только жар его, казалось, мог расплавить кожу.

Когда хирд отошёл на достаточное расстояние, а пламя, перекинувшись на клочки жухлой травы, начало стремительно пожирать окрестности берега и склон, грозя добраться до города, я снова услышала в своей голове:

«Забирайся!»

Не теряя времени, я послушно ухватилась за гребни на спине пригнувшегося Соляриса и подтянулась вверх, оттолкнувшись носками от его бока. В этот момент Сол издал нечто похожее на стон, и мне показалось, что мои ноги соскальзывают. Опустив глаза, я поняла, что скользят они из-за крови – на безукоризненно белой шкуре пятном зияла сырая рана, как пробоина в воинском доспехе. Нечто искорёжило чешую, пробило насквозь и оставило сочащуюся трещину. Должно быть, то постарался клеймор хёвдинга, но на перевязку, как и на отдых, у нас уже не было времени.

Солярис подхватил обмяклого Кочевника задними лапами и, взмахнув крыльями, поднялся ввысь. В городе всё ещё трезвонил колокол, однако вскоре это утратило какое-либо значение: Сол стремительно пересёк берег и полетел в глубь Кипящего моря, прочь от человеческих земель.

Каменные башни, шпили светлого замка ярла, на который я так и не посмотрела вблизи, и сам ярл Дану вместе с хирдом остались где-то позади вместе со старыми проблемами. Под нами же распростёрся тёмно-синий атлас – сверху море напоминало ткань платья с оторочкой из белого кружева, которым были пенные волны. Воздух над Кипящим морем тоже отличался – казался тяжелее, ложился на плечи, словно овчинное одеяло, и пах горькой солью, морозом и железом. Облака над ним сгущались, куцые клочки сменились однородной тёмно-серой пеленой, напоминающей могильную плиту, и я вдруг поняла, что не чувствую удовольствия от полёта, как прежде. Однако дело было вовсе не в мрачном и незнакомом море, а в ранении Соляриса, которое заставляло меня беспокойно ёрзать между его гребней, несмотря на то что летел он вполне ровно и быстро. Быть может, он уже исцелился?..

«Всё в порядке, не переживай обо мне. Это просто царапина», – произнёс голос в голове. Иногда мне начинало казаться, что Солярис читает мои мысли.

– А где Мелихор? – вспомнила я, обернувшись назад, будто могла разглядеть там что-то кроме бескрайнего синего простора.

«Она прилетит следом. С ней тоже всё хорошо. А этот, который тупой…»

Солярис резко замолчал, но по его неловкому хмыканью я догадалась, что он хотел поинтересоваться состоянием Кочевника. Решив в этот раз не подтрунивать над его заботой, я свесилась вниз. Кочевник по-прежнему лежал без движения в клетке из серповидных агатовых когтей, но грудь его мерно вздымалась.

– Жить будет.

«Жаль», – сказал Солярис совсем неубедительно.

От усталости и пережитого веки смыкались, но я запретила себе спать из соображений солидарности – в конце концов, Солярис тоже не отдохнул, а на его долю выпало невзгод куда больше. Поэтому я продолжила вглядываться в линию горизонта, пока та полностью не слилась с синевой океана. Затем и то и другое резко потемнело. Волны под нами тоже начали меняться, набирая силу и высоту. Теперь они напоминали уже не кружевную ткань, а сходящие лавины и бушующих чудовищ. Море будто действительно закипало…

«Мы приближаемся к шторму», – уведомил меня Солярис, и виски сдавило. Он поднялся выше и прорвался сквозь плотную пелену темнеющих облаков. Мы очутились прямо над ними – там, где всё ещё торжествовал солнечный свет и плескалась ясная синева. Воздух здесь становился разреженным, и пускай я давно приноровилась к таким перепадам, но всё равно пригнулась, опустившись животом Солярису на спину, и постаралась дышать медленнее.

Уже через несколько минут облака под нами стали совсем чёрными, и где-то там, в глубине них, вспышкой взорвалась молния. Мы достигли шторма.