Рубиновый лес. Дилогия

– Да… Я хотел.

Я сглотнула ком, вставший в горле, но не отвела взор от лица Соляриса. Раньше, когда он не справлялся со своими чувствами, оно переставало выражать что-либо. Но в этот раз лицо Сола выражало всё и сразу. Я видела скорбь в опущенных уголках рта, страх в широко распахнутых глазах, гнев в очерченных желваках и раскаяние в том, как дрожали его губы. В рубахе из белого льна, с жемчужными локонами волос, с фарфоровой кожей, он казался полупрозрачным, призрачным на фоне сизых цветов. Пальцы зудели от желания коснуться, удержать, не дать исчезнуть, но я приказала себе стоять на месте. Мне нужно было убедиться.

– Ты сам передумал убивать меня? Или тебя просто поймали до того, как ты успел это сделать? – спросила я прямо.

– Первое.

– Передумал, значит… Почему же?

– Потому что ты оказалась маленькой и невинной.

– И?

– Я не стану извиняться, Рубин, – сказал Солярис вдруг, но в этом не было грубости или отрицания своей вины – только зрелость и мудрость прожитых десятилетий. – Кровь не искупляется кровью, а справедливости не существует. Всё это оправдания тех, кто на самом деле ищет возмездия. Война никогда не заканчивается победой – её можно закончить только прощением. Иначе война всегда возвращается. Но я твоего прощения не заслуживаю. Я не смог признаться тебе во всём сразу, потому что я трус. Потому что мне было…

– Ты когда-нибудь снова испытывал желание убить меня? – продолжила я, прервав его монолог, полный сожалений и самобичевания. Сейчас мне было нужно не это. – Например, когда я впервые навестила тебя в той конюшне, принеся черничную тарталетку… Или когда приставала к тебе с глупыми играми в прятки и кукольные свадьбы. Или когда…

– Никогда, – тоже перебил меня Солярис, и я почувствовала долгожданный трепет в груди, когда поняла, что он не запнулся ни на секунду перед ответом. – Я более никогда не замышлял твоего убийства.

– А что ты чувствуешь сейчас?

– Сейчас?..

Солярис нахмурился и напрягся всем телом, когда я первая сделала шаг к нему навстречу. Опавшие лепестки вистерии захрустели под ногами, а десятки зелёных огоньков, чьё свечение просачивалось сквозь ветви и заставляло воздух вокруг мерцать, проложили передо мной дорожку из света.

– Ты любишь меня, Солярис?

Пальцы стали до того влажными и так сильно дрожали, что мне пришлось стиснуть в них подол юбки, дабы не выдать себя. Сердце снова колотилось в груди, как тогда на свадьбе. Нет, сильнее… Оно разрывалось, пело и кричало одновременно. Ведь мне нужно было убедиться, и я убедилась.

Не в Солярисе, а в самой себе.

– Мне всё равно, что было восемнадцать лет назад, – сказала я, и Солярис отступил назад, будто ему и впрямь было проще выносить мою ненависть, чем моё доверие. – От рук людских полегла тысяча твоих сородичей, но ты отказался от мести, пускай искренне жаждал её. Вместо этого ты взял под опеку дочь врага твоего народа. Ты оберегал меня, даже когда из тебя вырвали половину твоей души. Когда земля стала клеткой, а небо таким же далёким, как родной дом. Когда плоть твою истязали. Когда взгляды, полные ненависти, сопровождали тебя на каждом шагу. Когда тебя назвали ручным зверем на королевской цепи… Ты всё равно, Солярис, в Рок Солнца рождённый, заботился обо мне. Так скажи мне, Сол, ты меня любишь?

Каждое слово – шаг. Каждое слово – надежда. Я подступалась к Солярису медленно, как всё это время подступалась к самой себе и своим чувствам, пока не столкнулась вплотную и с тем и с другим.

– А ты сама как думаешь? – спросил Сол. Конечно же, ответить вопросом на вопрос для него всегда было проще, чем приоткрыть своё сердце.

– Думаю, что любишь. Но какая именно это любовь? Любовь к своему детёнышу? К принцессе, которой поклялся служить? К младшей сестре?

– Ты правда хочешь это знать? Тебе будет противно, Рубин.

Каждый раз моё полное имя звучало из его уст как титул, но сейчас это скорее напоминало поддразнивание. Будто Сол провоцировал меня. Будто, вдруг резко сделав шаг вперёд, ждал, что в этот раз я попячусь сама. Но я осталась стоять на месте.

– С чего ты взял? – сощурилась я. Пальцы вцепились в платье сильнее.

– Потому что я сам себе противен, когда думаю об этом.

– Ну не знаю… Когда Мелихор называла меня ширен, тебе что-то противно не было.

Солярис повёл плечом и фыркнул, впервые так откровенно отдавшись смущению. Он редко краснел, но в последние дни делал это всё чаще и чаще.

– Поверь, ты пожалеешь об этом. Ты…

– Я твоя драгоценная госпожа, – напомнила я, нарочито приосанившись. – И я изъявила свою волю.

– Ты уверена, Рубин? Ты правда готова узнать, как именно я люблю тебя?

– Дикий… Хватит спрашивать одно и то же, глупая ящерица! Сказала же, что хочу.

– Ладно. Тогда подойди.

– Сам подойди.