Рубины леди Гамильтон

– Они с Гамильтон старыми приятельницами были до последнего времени, – пояснил участковый, знавший обеих женщин. – По-соседски друг у друга чаи гоняли, пока Эмма Львовна не вздумала обновить забор. Она его поставила не на место прежнего, а чуть дальше, тем самым сузив участок Марковны. Ну, та и завелась, по инстанциям ходить начала, жалобы строчить. Пришли из кадастровой инспекции, замерили участок Гамильтон, и выяснилось, что она ничего не нарушила, огородила ровно то, что ей причитается. Зато забор Марковны со стороны огорода не на месте оказался – она когда-то лишних два метра себе оттяпала. Марковну обязали забор перенести, куда положено. Старый забор Марковны переноса не выдержал, и теперь ее участок с торца открытый, с натянутой вместо забора веревкой. А ведь сама виновата – нечего было воду мутить! Марковна за это на свою соседку еще больше взъелась. В общем, на своих добрых отношениях они поставили крест.

Как только Зайцев с Патриным вошли во двор соседки, на них тут же набросился злобный комок шерсти.

– Фу, Жучка! – прикрикнул Иван, но собачонка все не унималась. Она продолжала лаять и норовила укусить непрошеных гостей.

– Вот мерзавка! Пошла вон! – Зайцев схватил стоявший у забора черенок от метлы и замахнулся им на Жучку. Она-таки ухватила его зубами за ногу.

– А ну, кыш отсюда, хулиганье! Божью тварь обижать вздумали! – Дверь избы отворилась, появилась хозяйка – одетая в теплый махровый халат и полосатые шерстяные носки бойкая старушенция.

– Марковна! Ты-то нам и нужна. Не шуми, не тронем мы твою Жучку. Поговорить пришли.

Хозяйка неохотно пригласила их в дом. Олег с Иваном уселись в кухне за столом, куда их проводила Марковна, но чаю она им не предложила.

– А я вам чем могу помочь? – уставилась она на них своими недоверчивыми глазками, обрамленными веером белесых ресниц. Ивана Марковна знала, а вот явившегося вместе с ним субтильного мужчину в черной всесезонной куртке и потертых джинсах увидела впервые.

– Как же так – ты была дома и не видела, кто к соседке приходил? – удивился участковый, услышав ответ на свой первый вопрос.

– Да мало ли кто к ней ходит? Целыми днями туда-сюда толпы шастают. Песни орут, в игры свои играют, в эти, в рулевые. Мясо на улице жарят, будто плиты в доме нет!

– Вчера они тоже мясо жарили и песни орали?

– Нет, вроде вчера тихо там было.

– А что они делали? В игры играли?

– Может, и играли. Не видела я. Спала.

– Так приходил к ней вчера кто-нибудь или нет?

– А я почем знаю? Спала я, ясно вам?!

Не добившись толку от Марковны, милиционеры ушли.

– Темнит старуха. Не верится мне, чтобы Марковна ничего не видела! – усомнился участковый.

– А может, это она соседку… того?

– Не похоже на нее. Хотя, черт ее разберет!

– Что это за люди, которые к Гамильтон толпами шастали?

– Студенты. Эмма Львовна в университете преподавала, со студентами дружила. Они к ней на выходные приезжали, на шашлыки и ролевые игры.

– Что за игры?

– Она же социолог. Теорию подкрепляла практикой. Студентам это нравилось. Помню, Марковна жаловалась, сказала, что у соседки содом и гоморра. Мол, так они шумят, просто спасу от гостей Эммы нет. Мне пришлось к Гамильтон сходить. Ничего предосудительного я не увидел – все тихо, мирно, водку не пьют, траву не курят. Сидят полукругом, как пионеры, и пишут что-то. Эмма Львовна пригласила меня на глинтвейн с шашлыком. Приятная была женщина, жаль ее.

* * *

Вика набрала номер на мобильном. Ей долго не отвечали, и она с досадой швырнула телефон в сумку. Как же она ненавидела эти длинные гудки! Они словно говорили ей: «Зачем ты звонишь? Мне нет до тебя дела!» Еще больше она ненавидела этот голос – равнодушный, чужой, сообщающий о том, что абонент находится вне зоны доступа. Он включался сразу после набора номера и значил: «Отстань! Я не хочу тебя ни слышать, ни видеть! Не лезь в мою личную жизнь!!!»

Происходившее с ней было до того чудовищным, что Вика не желала в него верить. Феликс, милый, любимый Феликс променял ее на какую-то старуху! Его прохладный тон, взгляд в сторону и эти жестокие слова: «Нам надо расстаться. Так будет лучше, пойми. Дело не в тебе, Зая, а во мне. Ты хорошая, очень хорошая и красивая, но я испытываю к тебе одну лишь нежность, и только. Ты всегда останешься для меня Зайкой и можешь на меня рассчитывать».

– Нет, нет, нет!!! Что ты такое говоришь?! А как же наша любовь, как же свадьба, как же мы с тобой?! Посмотри на меня, очнись! – закричала Вика, схватив его за руку, но Феликс был непоколебим.

– Жаль, что ты не хочешь меня услышать, – бросил он равнодушно.

Он ушел, оставив ее в слезах. Феликсу было все равно – Вика давно перестала для него существовать.