Рубины леди Гамильтон

С той поры прошло уже достаточно времени, чтобы Вика понемногу начала приходить в себя. Раненое сердце ныло и заживать не торопилось. Ей казалось, что лучшее лекарство – это вернуть все назад. Чтобы воскресли прежние милые эсэмэски и воркования, перебирание пальцами волос, поглаживание носа перед сном, поцелуи в ушки. Хотелось, чтобы Феликс ласково называл ее пушистой зайкой, а она его – своим котиком, хотелось, чтобы рядом был кто-то родной и желанный, хотелось любить и быть любимой.

«Спокойно, – сказала себе она, – еще не все потеряно. С Феликсом явно что-то происходит. Например, предсвадебный синдром в особо тяжелой форме. Надо успокоиться и постараться его вернуть».

Именно этим Вика и стала настойчиво заниматься – возвращать уходившую любовь, а точнее, уже ушедшую.

– Феликс! У меня компьютер сломался. Помоги, пожалуйста, – плаксиво пожаловалась она, дождавшись ответа.

Судя по голосу, Феликс был сильно не в духе.

– Извини, приехать не могу. Потом как-нибудь.

– Если ты не хочешь меня видеть, я из дома уйду, ты только скажи, когда.

– Не в этом дело. Я сейчас просто не могу.

– Ну конечно, ты же со своей, с этой!.. Ты теперь всегда с ней! – сорвалась Вика. Она понимала, что в данной ситуации не стоит так себя вести – набрасываться на него с обвинениями вместо того, чтобы разговаривать доброжелательным тоном. Но эмоции! Их не так-то легко сдержать, эти эмоции.

– Нет, не с ней. Эммы больше нет, она мертва.

Послышались короткие гудки, но Вика не сразу нажала отбой. В какой-нибудь другой раз она решила бы, что это шутка, но Феликс, если уж и шутил, то не таким образом, и еще, этот его голос! У него явно что-то случилось.

«Эмма мертва», – повторила она про себя слова Феликса. Такого не бывает! Это слишком фантастично, чтобы оказаться правдой. Хотя почему бы и нет – старуха ведь практически стояла одной ногой в могиле, столько, сколько ей уже было, не живут.

Вика до конца не поверила, что разлучница ушла в мир иной, но в ее душе зародилась смутная надежда, и еще сильнее ей захотелось встретиться с Феликсом. Теперь уже для того, чтобы узнать подробности.

Феликс, объявив о своем решении расстаться с ней, взял уже собранную сумку и ушел. Вика осталась одна в пустой квартире. Она не стала смотреть в окно, бросая ему вслед прощальный взгляд. Присела на пол, там же, где и стояла, когда за ним закрылась дверь, – в коридоре, обхватила колени руками и опустила на них голову. Как же он мог так поступить?! Ушел тихо, по-крысиному, сумку тайком собрал, вечером, скорее всего, когда она принимала душ. А потом, как ни в чем не бывало, лег с ней в постель. Трус, какой же он трус! Люди расстаются – такое бывает, но не таким же образом, как это произошло у них, с ударом в спину.

Нет, Вика его не возненавидела. Она возненавидела разлучницу, «эту старуху». «Сдохни, старая сука! – повторяла она отчаянно. – Как же таких земля носит?! Такие вообще жить не должны! Она сдохнет, обязательно сдохнет!»

Квартира, в которой они жили с Феликсом, находилась недалеко от кладбища, и каждый раз, проезжая мимо него на автобусе, Вика смотрела на могилы и представляла себе, что в одной из них лежит Эмма. Она даже выбрала, в какой именно – вон в той, свежей, без памятника, усыпанной венками, близко от дороги, рядом с мусорным контейнером. Свежая, потому что Эмма все-таки пока что еще жива, а когда она умрет, то ее могила будет свежей; из окна автобуса можно было разглядеть только близлежащие могилы, а помойку дорисовала Викина фантазия, в связи с тем, что, по мнению Вики, это стало бы наилучшим соседством для разлучницы. В другой раз она видела себя на церемонии погребения Эммы. Она воображала, как стоит в толпе людей у могилы, в которую только что опустили гроб. Все бросают по горсточке земли, и Вика тоже бросает. Созерцание кладбища Вику успокаивало, и она фанатично верила, что кара небесная непременно настигнет Эмму и она скоро займет свое место под погребальными венками.

Предварительно позвонив, Феликс пришел под вечер следующего дня, какой-то отрешенный от всего, со следами бессонной ночи на сером лице.

– Я ненадолго. Нужно забрать инструменты.

– Поешь?

– Нет, спасибо.

– Хоть чаю выпей.

Было видно, что ему неудобно, но, поколебавшись, Феликс принял предложение. Усевшись за стол, он медленно размешивал сахар в чашке, задумчиво опустив глаза. В кухне повисло тягостное молчание, и Вика, чтобы как-то разрядить обстановку, стала предлагать ему то печенье, то мед, хотя и знала, что Феликс откажется. Так и вышло, но обычного бурного отказа не последовало – сладости он проигнорировал молча, словно и вовсе их не увидел. Вика налила себе чаю и со вкусом густо намазала печенье медом.

– Это правда? – не выдержала Вика. – Правда, что она умерла?

У нее язык не поворачивался назвать Эмму по имени, про себя она честила ее всякими бранными словами, но при Феликсе их озвучивать не стала.

– Да. Меня по этому поводу к следователю вызывали.

– К следователю?! Но зачем?

– Эмму убили.