Рублевская Л.И. - Рыцари и Дамы Беларуси. Книга 2 - 2016

Яркой характеристикой канцлера стало его завещание, в котором он приказывал отпустить на волю всех своих невольников, даже узников и должников, и содержать школы и госпитали.

Еще любопытная деталь: в дневнике одного реформационного деятеля, Генриха Вольфа из Цюриха, есть запись от 31 августа 1573 года: «3 панамі бацькам i сынам паехаў на двор берасцейскага ваяводы, дзе тады спыніўся пан Троцкі, які кіраваўся ў Кракаў з целам караля».

«Пан Троцкі» — это воевода трокский Евстафий Волович, сопровождавший тело Жигимонта Августа, своего бывшего господина, причинившего ему и его родине столько несчастий. Жигимонт умер в Тульчино в окружении колдунов и гадалок, в бесплодных попытках связаться с умершей возлюбленной Барбарой Радзивилл.

РЫЦАРЬ, ПОЭТ... И ЧУТЬ-ЧУТЬ НЕСТОР. АНДРЕЙ РЫМША (ок. 1550-после 1595)

О нем написаны тома диссертаций и монографий в Польше, России, Украине, Беларуси. Группа «Стары Ольса» поет песни на его стихи. У нас выпущен конверт с его изображением. Но даже возле дат рождения и смерти — вопросительные знаки. И вообще, спросите любого: кто такой Андрей Рымша? В лучшем случае вспомнят персонажа белорусских сказок, благородного дерзкого разбойника Рымшу, безжалостно истреблявшего злобных панов.

Такова судьба многих ярких личностей белорусской истории. Так уж мы живем — средь белых пятен прошлого.

А между тем фигура — самая романтическая. Рыцарь и поэт, просветитель, философ, воин. Андрей Рымша подарил нам еще одно доказательство того, что в XVI веке на белорусском языке слагалась поэзия, и язык этот был полноценным, уважаемым. Вот как звучат строки панегирика (восхваления) на герб Льва Сапеги (ударения отличаются от современных, и некоторые особенности белорусского произношения не передаются буквами, хотя, как доказали татарские китабы, произношение это было такое же, как в современном белорусском языке):

Вер ми, гербов не дають въ дому седящому,
Але зъ татарами въ полю часто гулящюму.
Не зъ голою рукою, зъ шаблею острою,
Завжды будучы готов до смертного бою.

Эпоха не предполагала уважения только за то, что ты имеешь славный герб или достиг вершин в науке. Европу раздирали войны, Беларусь, как водится, была на перекрестье сражений, и шляхтича, не умевшего сражаться, презирали.

Поэтому и князья, и поэты были воинами. Андрей Рымша, кстати, сам подчеркивал в своих произведениях, что он более воин, чем поэт. Впрочем, Микола Гусовский, автор «Песни о зубре», тоже не преминул сообщить читателю, что его рука более привычна иметь дело с копьем, нежели с пером.

«Продаваться — не продаваться» — нравственной борьбой на эту тему поэты XVI века вряд ли заморачивались. Это была эпоха, когда артистов в Великом Княжестве Литовском называли «глумцами» и сам по себе творческий человек значил не больше, чем любой ремесленник. Верным способом прославиться — и единственной достойной поэта из благородного сословия темой — было воспевание военных подвигов властителей. Именно этим занимался и Андрей Рымша. Он родился около 1550 года в деревне Пенчин под Новогрудком и был шляхтичем герба «Повкозич». Известно, что с 1572 года судьба Рымши связана с двором князя Криштофа Радзивилла, гетмана литовского по прозвищу Перун. Несложно подсчитать, что было поэту в то время чуть больше двадцати.

Радзивиллы — некоронованные короли Великого Княжества Литовского. Впрочем, прозвище свое Перун получил уже после Ливонской войны, в которой участвовал в качестве воина и поэт Андрей Рымша, прославивший своего опекуна знаменитой поэмой на польском языке «Десятилетняя повесть военных дел князя Криштофа Радзивилла». Все эти 10 лет поэт находился на полях многочисленных сражений, на которые был богат тот бурный век. Поэма написана в виде дневника сложным, торжественным размером. Главный герой обрисован весьма живо. Вот, например, эпизод возвращения гетмана в лагерь (в переводе на белорусский язык):

Пан прыехаў — трасецца, як пячкур у меху,
Што казаці — было тут пану не да смеху:
Затушыў дождж кастрышчы, дровы не прасохлі,
Ляжа ў адзенні, да касцей прамоклы.
Назаўтра жа толькі, як агонь займелі,
Накармілі Крыштофа ды цяплом сагрэлі.

Не только ура-патриотизм, но и вникание в мрачные детали тяжелого солдатского быта, и ирония придавали поэме прелесть. Красочно удалось автору пространное описание перехода через некое Медвежье болото:

Не пазнаць было, хто там гетман, хто паняты:
У гразі ўсе таўкліся, быццам парасяты.