Рубцов возвращается

До сих пор Ефим-Сверло сумел спасти свою репутацию даже в глазах сыскной полиции и его вывеска: «Слесарных дел мастер Е. Сверлов» много лет красовалась в одном из узких переулок, выходящих на Фонтанку.

Он жил в своем «магазине» вполне семейно. Членам воровской ассоциации строго было воспрещено являться к нему в мастерскую, и только вечером, пошабашив и затворив магазин, он дозволял себе являться в «Царьград», и то только по вызову Васьки-Волка. Капитал у него был солидный, он мог жить вполне самостоятельно и давно уже решил пошабашить, подобно атаману, и если не шабашил, то исключительно потому, что Васька-Волк умел затронуть в нем струнку дилетанта.

– Не откроешь этого замочка… куда тебе, он аглицкой работы, все свои крючки поломаешь, – скажет, бывало, Васька, и Ефим готов работать хоть час хоть два, рискуя ежеминутно попасться, чтобы только доказать, что ему на все английские выдумки наплевать, и что нет такого замка, который бы устоял перед его отмычкой. Эту слабость похвалиться своим искусством знали товарищи и умели ею пользоваться.

На этот раз обсуждение было серьезное. Дача богача Панкратова была полна всякого добра, но ее охраняли дворники, да и двери в ограду были железные, так что попасть туда представлялось невозможным.

Все главные участники предприятия были в сборе, ждали только «француза». Так назывался один из членов ассоциации, умевший бегло говорить по-французски и видимо принадлежавший раньше к иной среде, чем большая часть его товарищей по ремеслу. Чем он был раньше, какова была его первая профессия – никто не знал. Для поступления в ассоциацию паспорта не требовалось; он был ловок, силен, энергичен и не раз доказывал свою сметку в затруднительных экспедициях. Кроме того, он был большой приятель и правая рука Капустняка, и, когда нужно было, умел разыграть роль светского молодого человека, только что приехавшего из провинции.

Васька-Волк недолюбливал его, чуя в нем опасного соперника и конкурента на атаманство, но «француз», казалось, и не домогался этой чести, «работая» по большей части в высших, недоступных Волку, сферах. Когда нужно было, он обращался за помощью к ассоциации, и так как расплачивался всегда честно, то его любили и уважали. Честность и между ворами высоко ценится!..

Как ни курьезен этот парадокс, но он безусловно верен, и в глазах воров, не признающих ни чьих прав собственности, обделить товарища или утаить у него копейку – преступление!

Обсуждение подходило к концу. Ефим Сверло получил уже восковые слепки с замковых щелей железных ворот намеченной дачи, двум подручным атаман передал в баночках пилюльки для отравления больших цепных собак. Оставалось только назначить день, вернее, ночь нападения, как вдруг дверь отворилась и на пороге показался молодой человек, выше среднего роста, в ловко сшитом ульстере с каракулевым воротником и в такой же шапке. Он имел вид чиновника средней руки, состоятельного приказчика из хорошего магазина, или, просто напросто, фланирующего россиянина, живущего на всем готовом.

– А, француз! Наконец-то ты явился, – обратился к нему атаман, – а мы уже без тебя порешили… дельце хорошее – жаль…

– Да мне и недосуг, – ответил вошедший: – завтра уезжаю из Питера… адью, мон плезир!

– Куда это черти несут? – воскликнули в один голос несколько человек. – В Москву, что ли?

– Поднимай выше.

– В Сибирь, что ли? – подшутил Ефим Сверло.

– Что же, хотя бы и в Сибирь, на нашем положении от Сибири не отчурайся, да только не туда я еду… Мой путь далек, еду за границу!

– Ври больше! – с досадой в голосе заметил Волк: – ну, зачем ты там нужен… Мало там без тебя народу, что ли, или своих много заработал?

– Значит нужен, коль зовут! – с насмешливой улыбкой отозвался вошедший.

– Да кто зовет-то? Уж не та ли купецкая вдова, к которой ты прошлого года подъезжал!.. Тоже нашел бобра!..

– Ан вон и не купецкая вдова, а сам Василий Васильевич требует, да экстренно!

– Что? Как! Не врешь? – послышались возгласы кругом: – сам атаман тебя требует?..

– Не только требует, а и денег на дорогу прислал триста рублей… На те, братцы, любуйтесь!

И он вытащил бумажник и показал три сотенных бумажки.

– Не верю! – горячился Волк. – Ишь ты, невидаль какая, да тебе и от прошлой дележки столько же досталось, три сотенных!.. Удивил… Хочешь, я десять сейчас покажу… Нет, ты нам приказ подай.

– А вот и приказ, тут и вам кое-что сказано, – с той же улыбкой проговорил «француз» и бросил на стол письмо, на конверте которого ясно была видна итальянская марка.

Ефим Сверло, как наиболее грамотный, взял письмо и бойко прочел следующие строки:

«Получив письмо и деньги, немедленно выправь заграничный паспорт и выезжай через Варшаву, Вену, во Флоренцию. Адреса не даю – могут перехватить. За день до выезда из Вены телеграфируй, до востребования: «Флоренция, Капустняку». Он со мной и встретит тебя на вокзале. Я жив и здоров. Поклон нашим. Скажи, чтобы ждали меня, приеду скоро, денег привезу, на всех хватит.

Василий Рубцов».

«Ура!» «Ура!» – заревела вся компания, как один человек, даже сам Васька-Волк не смел высказать протеста.