Ручей

Сперва в забор ткнулся безрогий ещё малыш, похожий на медвежонка и слонёнка-переростка, его отшвырнуло ударом тока. Обижено вереща, он поднялся на свои волосатые ножки-столбики и бросился к матери. Самка подслеповато прищурилась, тупо разглядывая непонятную штуку, вдруг напавшую на дитё, фыркнула, взревела и, по-бараньи опустив голову, ринулась в атаку. От удара неимоверной силы станция вздрогнула, а в толстенном стальном заборе осталась глубокая вмятина. Рогачиху шибануло на помин души, если у животных бывает душа, конечно. Огромная туша сперва прилипла к прутьям, дрожа и сотрясаясь, затем её, дымящуюся, отбросило прочь. Самка тяжело повалилась, взбрыкнула ногами и вытянулась. Детёныш бродил вокруг, громко плача, трогал мордой, пытался поднять, теребил остывающий сосок — ужасное, жалкое зрелище. Капелька снова расплакалась, Лана еле успокоила её.

Перепуганная, позвонила инженеру по технике безопасности и Марье Ивановне.

— Неприятность, шит снова хепенс, — сказала та. — Жди, я пришлю кого надо и приду, сама не выходи, веди видеозапись.

Рогачёнок не отходил от тела матери. То горевал, то вдруг играть принимался, как дурачок, то снова начинал плакать и толкать неподвижное тело. Вечером запищали двери модуля — пожаловали гости. На станции сразу стало тесно.

— Чай сделать? — спросила Лана.

— Если можно, кофе, — ответил инженер по безопасности. — Без сахара.

— А мне с сахаром, — сказал мужик, оказавшийся ветеринаром.

Также было два зоолога, всего — трое из ксенозоозищаты, двое рабочих с инженером и сама Марья Ивановна. Они сняли переходные скафандры, облачились в защитные комбезы для улицы и заняли весь пищеблок. Огромную тележку с подъёмником и резиновыми мешками поставили во дворе. Все напились кофе и чаю, кроме мрачной девушки-зоологини. Та с негодованием зыркала на коллег — как можно кофе пить, если рогачи погибают?!

— В дикой природе ему не выжить, — пояснила Лане кураторша. — Заберём в институт, пока в парке загон поставим, а там видно будет. В Саванна-терру, может, отдадим. Слоны у них живут, целых три земных, африканских, и два шерстистых ксеноносорога, найдётся место и этому.

Началась операция по отлову.

Детёныша усыпили из ружья слоновьей дозой седатива, ограду отключили. Ветеринар приладил ко рту спящего зверя аппарат с порционной подачей кислорода, зафиксировал. Переругиваясь, пыхтя и тужась, зоологи облачили рогача в огромный мешок, сделанный из того же материала, что их собственные переходные скафандры, подъёмником загрузили на тележку и через нулевую точку отчалили, только запах озона и остался. Рабочие с инженером задержались, чтобы починить повреждённый участок ограды. Экскаватором вырыли целый котлован и там закопали тушу рогачихи.

— Что с маленьким? — спросила Капелька у Марьи Ивановны на прощанье.

— Выкормим, всё будет в порядке, — ответила та. — Вырастет здоровым, все заборы перебодает.

В тот день, внепланово, с разрешения руководства, пока на станции работали инженер с помощниками, Лана с Капелькой сходили «в мир» на чудесный новый мультик.

Забор после ремонта остался частично повреждённым — теперь наружная его сторона не просто отбрасывала зверей, а сразу убивала высоким напряжением.

— Заказали изоляцию, починим на следующей неделе, — сказал инженер по ТБ.

Неделя растянулась в месяц, за этот месяц у забора появилась кличка — Убийца, а у Ланы неприятная новая обязанность — закапывать обугленные трупики присевших любопытных птиц.

Глава 6. Павор

* * *

— Встать, суд идёт!

Павор поднялся и оправил натянутый на животе пиджак. Надо взять себя в руки, заняться с тренером и прекратить жрать, но как? Работа у Павора нервная, теперь ещё и суды кровь сосут. Для восполнения высосанной крови Павор ел еду, закусывал пищей и загрызал десертом — молочным шоколадом с целыми лесными орехами, источником эндорфинов. Ну и запивал ликёром, чего греха таить. Разумеется, поднабрал немного на стрессе.

Его защитник, бывший полицейский и теперешний совладелец адвокатской канторы Виктор Юхимович тоже встал, меланхолично перелистывая пальцем документы в наручном компе-часах, готовился по мере требований подавать картинки на экран. Голова у Юхимовича была продолговато-вытянутой, как яйцо, короткая стрижка только подчёркивала эту смешную физическую особенность адвоката.

— Что он может порешать, яйцеголовый? — фыркал Павор сперва.

— В бракоразводных водах он — акула, — уверял в ответ Толик, рабочий юрисконсульт, знавший всё и вся. — Да и вообще, Витёк — решала высокого класса, помяните моё слово.