Ручьём серебряным к Байкалу

Вся комната была обита роскошным изумрудно блестевшим гобеленом, на полу возлежал узорно-цветочный, точно богатая клумба, ковёр, а потолок украшала осыпанная мелкими, похоже, хрустальными, лепестками оранжевых оттенков люстра, напомнившая девушке солнце. В углу на тумбе она увидела телевизор, поблизости на стойке – компьютер. Выдавался приземистый платяной шкаф дорогого красно-матового дерева. Перед большим настенным зеркалом стоял заваленный косметикой туалетный столик со стульчиком. Пухлый кофейно-молочный диван и два таких же кресла примыкали к стене напротив. Плотная, в рисунках экзотических цветов портьера закрывала, полагала Мария, окно. Всюду вперемешку пестрели забавные мягкие игрушки, всевозможные безделушки, – они радовали и веселили. Но было немало и книг – на полках стройными солдатскими рядами теснились школьные учебники и пособия по подготовке к поступлению в ВУЗ, – Марию озадачило, что здесь находятся именно те учебники и пособия, которые ей в эти дни, недели и месяцы нужны будут для поступления в экономико-правовой университет. Подумала, потягиваясь и нежась под пуховым одеялом: забавно, однако! Но – где она? Где? Наверно, всё же у дяди Лёвы, в его этом шикарном, безразмерном, со множеством комнат доме-дворце. Но как она сюда попала? Что-то смутно начинало припоминаться: она, полусонная, находилась в мчащемся автомобиле, то вспыхивало сознание, то погасало, то солнцем освещало всю, то в тьму утягивало, – странно, чудно. И интересно до чего! Не сон ли и то, и это? Дядя Лёва неожиданно и даже, случается, ошеломительно предстаёт порой таким кудесником и выдумщиком!

Ущипнула себя – засмеялась. Что бы ни было, но жизнь, говорят, прекрасна! А Шекспир изрёк, что жизнь – театр, а мы все в нём актёры. Что ж, если актёры, значит, надо играть, на минуты продлить безвозвратно уходящее детство. Босыми ногами Мария сползла со своей царственно высокой постели, увидела на полу меховые тапочки, белые туфли, а на спинку стула было – и чувствовалось, что аккуратно, с заботливостью, – накинуто белоснежное длинное кружевное платье с пояском и белыми колготками.

– Ой, а платье не бальное ли? – восторженно подкидывала Мария на вытянутых руках лёгкое, нежнейшее облако кружев и оборок. – Итак, я – принцесса. Но где же мой принц? – азартно осмотрелась она, будто в самом деле думала, что где-то вблизи может находиться принц. Если жизнь – театр, игра, то почему бы не поиграть в детство, не окунуться с головой в сказку?

Мария натянула на себя колготки и туфли, скользнула через подол своим юрким худым тельцем ящерки в это шикарное платье, запуталась в юбках, не сразу нашла рукава и вырез для головы. Подпоясалась и, напевая, стала любоваться собою в настенном зеркале. Решила, что в этом хотя и не модном, но сказочном, прелестном театральном платье до самых пят, каких раньше не доводилось ей носить и даже касаться, она хороша собой, даже больше – очаровательна. Костяным гребнем расчесала свои длинные курчавящиеся волосы. Брала с туалетного столика какие-то крема и мази, помады и пудры, духи и лосьоны, щёточки и щипчики; озираясь – не появилась бы хозяйка этих богатств, – нюхала, мазалась, душилась, вертясь перед зеркалом. С сожалением подумалось, что школьные и дворовые подружки не могут видеть её с этим смелым макияжем на лице, в этом необыкновенном наряде. Она кружилась и хотела, чтобы её подхватило вихрем и куда-нибудь понесло облачком; и чтобы угодить на настоящий бал и всех там затмить своею красотою, своими нарядами, своим очарованием, своим умом.

Разгоревшаяся и закруженная, она с разбегу влетела в кресло, по самую маковку потонув в поднявшихся кружевах платья. Так, чем бы ещё развлечься? Дистанционно включила телевизор. Показывали новости, и она поняла, что уже далеко не утро, а день, склоняющийся к вечеру.

– Я спала почти сутки? Во дала! Не жизнь, а малина: спи да пляши, пляши да спи. Кстати, не мешало бы подкрепиться, а то брякнусь в танце от истощения и усталости.

Распахнула холодильник – о, сколько всяческих вкусностей! Колбасы, копчёности, баночки с красной и чёрной икрой, торт и конфеты, напитки и ещё что-то красочно, глянцево, маняще поглядывало на неё. Хотела было сразу приступить к трапезе, однако, лукаво сощурившись, призадумалась.

– Накрою-ка праздничный стол: я жду важных гостей, – придумала она новую захватывающую мизансцену для своего нечаянного театра.

Нашлась в тумбочке посуда – отличный суповой набор, хрустальные фужеры, серебряные ложки и вилки. Ажурные, с золотистыми каёмками салфетки восхитили её, она, кружась и мурлыча, высоко подбрасывала их и ловила. Расставляя на столе посуду, накладывая на тарелки кушанья, приговаривала:

– Угощайтесь, милорд. Не стесняйтесь, миледи.

Марии хотелось выглядеть гостеприимной хозяйкой дворца, светской дамой, и она так увлеклась, что даже забыла, что сама голодна.

– Все сыты? Прошу в зал: на бал! А я с вашего позволения задержусь на минутку-другую в столовой: надо, знаете ли, сделать распоряжения. Да идите же, не ждите меня, господа!