Ручная кладь (СИ)

– Но у англичан были на их счет другие планы. Понимая, что казаки народ воинственный и силой взять их не просто, англичане пошли на хитрость. Сначала они пригласили весь офицерский состав казаков на конференцию, убеждая не брать с собой ни вещей, ни продуктов. Около двух тысяч человек, были вывезены в город Шпиталь и переданы НКВД. Среди вывезенных офицеров были эмигрантами первой волны, покинувшие Россию в годы гражданской войны. Часть имела нансеновские паспорта или паспорта европейских государств. Многие во Второй мировой не участвовали в силу болезни или преклонного возраста. Никто на эти мелочи внимания не обращал. Более того, англичане просто игнорировали предъявляемые им документы.

– Про НКВД вы больше меня знаете, – добавила она, посмотрев мне в глаза, – эта организация никогда не утруждала себя проверками.

Офицеров переправили в Юденбург, где расстреляли и сожгли в печах старого литейного завода.

Женщина замолчала и стала накручивать на палец прядь густых и непослушных волос. На глазах ее выступили слезы, но она смахнула их рукой и продолжила:

– Очевидцы рассказывали, что печи, не приспособленные для сжигания трупов, работали без перерыва несколько дней.

Слезы не выдержали и потекли по ее щекам.

– Извините, – сказала она и промокнула глаза салфеткой. – Наверное, среди них был и мой отец, – с болью в голосе добавила Соня и задумалась.

– После того как офицеры не вернулись, казаки поняли, что их обманули. Да англичане больше и не скрывали своих намерений. Они, опираясь на Ялтинское соглашение, собирались, не вникая в детали, выдать всех НКВД. В казацком стане началась паника. Люди отказывались возвращаться, утверждая, что лучше смерть. Матери бросали своих детей в реку.

Женщина тяжело вздохнула и скомкала салфетку. Ее взгляд устремился сначала на камин, потом на окно. Соня разжала руку и посмотрела на смятую бумажку.

– Моя приемная мать рассказывала, что жили они в то время крайне бедно: офицеры СС отобрали и забили весь скот. Она ходила к казакам и просила разрешения подоить корову, чтобы накормить троих малолетних детей. Мама говорила, что казаки были добрые люди и никогда ей не отказывали. В тот день она тоже пришла в казачий стан в надежде раздобыть какие-нибудь продукты.

Когда она подошла к лагерю, увидела, как женщина пытается утопить своего ребенка. Мама взмолилась и упросила женщину не губить и отдать ей девочку. Так я попала в австрийсую семью.

На следующий день мама видела, как англичане подогнали грузовики и окружили лагерь танками. Казакам приказали садиться в машины. Они категорически отказались возвращаться в СССР и начали молиться. Во время пения «Отче наш», англичане открыли огонь на поражение по молящейся толпе. Началась паника, людей избивали палками, прикладами винтовок и насильно закидывали в машины. Среди казаков поднялся такой крик, что не было слышно даже выстрелов. Люди пытались бежать, бросались в реку. Мечущаяся толпа давила детей, женщин и стариков. Погрузка в машины закончилась только к вечеру, а в течение нескольких последующих дней солдаты английской армии искали беглецов в окрестных лесах.

Женщина старалась сдерживать эмоции, но ее голос в полупустом кафе звучал так проникновенно, что мое воображение легко рисовало картины описываемых событий. Соня вновь ненадолго умолкла, словно пытаясь вспомнить эти далекие дни.

– Мои приемные родители не знали ни моего имени, ни возраста. Они вызвали врача, который по зубам определил, что мне полтора года. Меня крестили в католической церкви и назвали Софьей. Хотя, наверняка, я уже была крещена в православной. Родители любили меня и воспитывали как родную, и только когда я уже выросла, рассказали мне правду.

Она вновь посмотрела мне в лицо своими, не поблекшими даже от времени, глазами цвета неба.

– Но все равно я чувствую себя русской казачкой, и необъяснимая сила тянет меня на родину, – призналась она.

– По крупицам я собирала информацию об этой трагедии, пытаясь найти своих настоящих родителей. Ни англичане, ни русские так и не опубликовали документы о том, что здесь произошло. Всем оказалось выгоднее про это забыть. Я так и не знаю ни своего настоящего имени, ни даже станицы, откуда я родом. Я постоянно чувствую рану в своем сердце. Эта тайна мучает меня всю жизнь.

Женщина замолчала. Уголки губ слегка дрогнули, но австрийская сдержанность не позволила русским чувствам прорваться наружу.

– И сколько же всего погибло? – поинтересовался я.

– Точно не знает никто. Считается, что больше тысячи человек. Местные жители собирали растерзанные тела, вылавливали утопленников и хоронили.

– Вы не были на казачьем кладбище? – спросила она.

Я отрицательно покачал головой.

– Хотите, я вас туда провожу? – предложила женщина.