Читаем Ручная кладь (СИ) полностью

Я одеваюсь и выхожу на улицу. Все спят, и я осторожно бреду по лагерю. Вокруг тихая прекрасная звездная ночь, такая же, как была вчера и, наверное, такая же, как будет завтра. Ничего не изменилось в этом мире, кроме меня. Неожиданно я вижу еще одну темную фигуру, она приближается ко мне и зовет меня по имени.

Это Миша.

– Не спится?

Миша садится на лестничную ступеньку, я пристраиваюсь рядом. Мы сидим молча, каждый думает о своем. Неожиданно Миша нарушает тишину.

– Это я во всем виноват, говорит он, – я не должен был вас оставлять.

– Тогда бы эта балда убила тебя, и мы остались без рации и аптечки, – возражаю я.

– Мне было бы все равно, – говорит он.

– А мне нет. Ты представляешь, что это такое: сидеть и смотреть, как кто-то истекает кровью, не имея возможности помочь?

Миша не слушает меня, он думает, что он во всем виноват.

Я вижу, как из темноты отделяются две фигуры и движутся в нашу сторону. В одной я узнаю Шурика. Вторая – девушка, которую он провожает. Шурик прощается с девушкой и подходит к нам.

– Вы что тут полуночничаете? – удивленно спрашивает он и подсаживается рядом.

Разглядев меня, продолжает:

– Что опять четверку по медицине оплакиваешь?

Я впервые за долгое время улыбаюсь. Да, действительно, я же сидела здесь, рыдала по поводу четверки!

– Кстати, врач обещал, если я все сделаю правильно, на пятерку исправить, а не исправил – добавляю я.

– Хочешь, я завтра подойду к нему и заставлю исправить? – предлагает Шурик.

Я смотрю на Сашку с выражением полного недоумения:

– Зачем, что это изменит?

Мы сидим молча, каждый думает о своем.

– Нельзя брать на себя вину за все катаклизмы мира, – спокойно продолжает Шурик, – горы есть горы, здесь всегда что-то случается, к этому нужно привыкнуть.

Я понимаю, о чем он говорит, просто я не могу заставить себя не чувствовать. Объяснить Шурику я это не могу. Мы прощаемся, и я возвращаюсь досматривать свои кошмарные сны.

Утро не приносит облегчения, но тем не менее я превращаюсь в героиню дня. Ко мне подходят незнакомые люди, здороваются, просят мой адрес и телефон, задают идиотские вопросы. Я помимо собственной воли становлюсь центром вселенной, мне неловко, стыдно, и я не знаю, куда от этого спрятаться. Я пытаюсь недоуменно вопрошать, что я такого совершила героического, с чего вдруг весь этот сыр-бор? Я не сделала ничего особенного, только то, что было нужно и возможно. В ответ слышу, что большинство людей это не делают. Меня это не утешает и не успокаивает.

В надежде спрятаться от всей этой суматохи, я снова прихожу в комнату к инструкторам. Они собираются на сборы. Завтра утром выезд.

– Мишка, давай возьмем Нинку с собой на сборы, предлагает Шурик, – хорошая девчонка.

– Я – за, – одобрительно кивает головой Миша.

Я смеюсь. Я знаю, что это шутка. Взять человека на сборы, где все посчитано, и число участников равно числу продовольствия и снаряжения, они не могут. Да я и не хочу. Я всю жизнь покоряла вершины, стремилась быть лучше, сильнее, умнее. И вдруг оказалось, что всего, что я знаю и умею недостаточно. Может, я просто стремилась не туда и делала не то? Может больше не нужно никаких вершин?

– До Тернауза можно я с вами проеду? – спрашиваю я, – хочу к Володе в больницу зайти.

– Конечно, – отвечают мне хором. – Собирайся, в шесть уезжаем.

В шесть утра мы закидываем рюкзаки в машину и садимся. Начальник учебной части каждому жмет руку, благодарит и приглашает приезжать еще. Машина выезжает за ворота лагеря и перед нами открывается потрясающая панорама. Первые лучи солнца заливают золотом снежные шапки гор. Я узнаю Ушбу, Шхельду, Дангуз-Арун, Накру и затерявшуюся в их величественной красоте, невысокую вершину, Чегет-Кара-Баши, так изменившую мою жизнь.



Женская проза

Тень

Ссутулившись под весом тяжелых сумок с продуктами, мужчина остановился отдышаться, не дойдя двух пролетов до своей квартиры. Блеклая лампочка, затянутая нелепым пыльным плафоном, плохо освещала грязный, полутемный подъезд. Мужчина тяжело дышал, опираясь на подоконник и рассеянно глядя в окно. В глазах потемнело, и странные черные тени заплясали вокруг отражений в стекле. Лучи света от лампочки и уличных фонарей освещали часть стены, образуя причудливый силуэт. Вдруг тень отделилась от стены и сделала пару шагов вперед.

- Привет Тёма, - сказала она.

Мужчина вздрогнул и обернулся.

- Ты?

Он посмотрел на тень изумленным взглядом и выронил сумки.

- Да, я. Тебе помочь?

Тень сбежала по лестнице, ловко подхватила одной рукой сумки и протянула другую Тёме.

- Нет, что ты, дома жена, - испугано прошептал мужчина, отдергивая руку.

- Да ладно, - тень рассмеялась, - когда это она нам с тобой мешала? Небось по-прежнему со своими форумскими придурками чатится?

Артём смутился, глупо улыбнулся и повел плечами.

Тень ловко подхватила его за талию и, пробежав по стене, быстро подняла к дверям квартиры.

Мужчина открыл дверь и осторожно заглянул внутрь. В полутемной прихожей было тихо. Он воровато посмотрел по сторонам.

- По-прежнему боишься даже собственной тени? – раздался смех за спиной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза