Руда. Возвращение. Скрижали о Четырех

Пару минут он убил на бесцельное созерцание, в то время как разум его пытался нащупать ниточку, маленький, тщательно замаскированный кончик, за который стоило потянуть, чтобы распутать клубок проклятий. Наконец, ему удалось; тогда, придерживая тонкую нить, отрекшись от земного тела, он шагнул в открывшийся провал, держа над головой нефрит, точно спасительный факел в сыром подземелье. Мрачный сгусток чужой воли, злобной и расчетливой, окружил мага, атаковал, и тот вновь почувствовал себя воином, словно вернулось прошлое, и он снова стал человеком, смертным, и бился бок о бок с Гароном, дедом не родившегося еще Рада, норовя заслонить собой государя. Его посох очерчивал дуги, отражая удар за ударом, оставляя собственные знаки; он напоминал себе паука, плетущего сеть поверх старой, им же изодранной в клочья, он пытался исправить судьбу несчастной девочки и младенца, выдрать обоих из алчных, убийственных объятий порчи. Он не видел, не мог понять, кто кинул первое слово, но почерк доработавшего заклятье, доведшего убийство до совершенства был до судорог ему знаком. В мире жил лишь один умелец, способный сотворить с людьми вещи и хуже, умевший заметать след и ждать результата веками. Судьба любит сыграть в дурака и неизменно выигрывает. Судьба умеет шутить по-черному.

Дыхание становилось прерывистым, каждый вдох наполнял его легкие кипящим смолистым ядом, движения замедлялись и Сила гасла ритуальной свечой, но он продолжал выкрикивать заклятья и править, править чужую пьесу, переписывая страницы начисто. Нефрит иссякал, умирал вместе с ним, растворяясь в сознании Императрицы, и маг принял удар на себя, ставя на карту свою судьбу. Выкрикнув формулу, он щелкнул пальцами, на миг открывая нутро темной ауре, но в ответ на заклятье мага Камней вспыхнул на ладони кровавый гранат, камень пятого священного ряда, еще один, еще, еще… Маг творил драгоценные камни, выплескивая себя целиком, до конца, тратя Силу бездумно и весело, точно швыряя нищим монеты. И гранаты светились во тьме проклятий, отводя подселенную смерть, сбивая ее со следа. На девятом камне Эрей споткнулся и вылетел из слабеющей Тьмы. И потерял сознание.

…Пробуждение было болезненным.

Пробуждение растянулось на пять долгих дней.

Эрею снились странные сны, полные недобрых предчувствий. Он обернулся площадным плясуном и балансировал на тонкой грани между жизнью и смертью, а под ним была пропасть из тех, что хуже смерти. И хуже бессмертия. Он не мог больше быть человеком; он пытался остаться хотя бы магом, но и этого ему не предрешили, не разрешили там, за пределами Высшей Сферы. Он был неправильным, просто неправильным, выродком, Волчьим Ублюдком, он подлежал уничтожению, следовало вырезать больную ветвь, и кто-то остроумный норовил столкнуть в бездну, кто-то нетерпеливый рубил канат. Эрей помогал себе посохом, держал равновесие, материл светотень и падал, падал, захлебываясь криком… криком… кри…

Бездна вдруг обернулась просторной комнатой с большим и светлым окном. В бездне отчетливо пахло сиренью и чем-то еще, неясным, но определенно весенним. Солнце щекотало его лучами, и хотелось блаженно жмуриться, наслаждаясь покоем и безопасностью.

– Цветы? – спросил он наполнивший комнату свет.

– Цветы, – отозвался Свет сорванным в хрипоту голосом. – Государыня так окрепла, что смогла встать и собрать букет, гуляя в дворцовом парке. Император каждые полчаса справляется о твоем здоровье. Наконец-то есть повод его порадовать.

Эрей от души потянулся, и тишину взорвал придушенный вопль: расслабленный и беспечный жест обернулся змеиной атакой, рука мага метнулась в сторону, пальцы сомкнулись на горле лейб-медика, перекрывая ток воздуха. Маг приоткрыл глаза и вприщур посмотрел на жертву:

– Как давно ты травишь государыню ядом?

Лейб-медик непокорно сжал губы, отказываясь отвечать, но пальцы мага, оставив горло, сдавили точку на пухлой щеке, цепляя лицевой нерв; монах знал, чем это грозит, и закивал, всем видом выражая согласие на допрос.

Эрей чуть ослабил пальцы. Лейб-медик жадно сглотнул и ответил, не скрывая глупой обиды:

– Я… Я не успел дать отвар. Но я не хотел навредить государыне, я пытался ее спасти!

– Плохо пытался.

– Не всем дано столько Силы и безрассудства. Я, к примеру, решиться не смог. Но я нащупал ядро проклятья и понял, что порча лежит на ребенке. Если б мне удалось убить плод, государыня справилась бы с болезнью и…

– Как тебя зовут? – устало откинувшись на подушку, спросил дурака Эрей.

– Ерэм. Брат Ерэм, – лейб-медик отскочил в сторону и принялся растирать покрасневшую щеку.

– Ты слишком молод для этой должности. У тебя дурные представления о благе. Жизнь наследника Императора превыше жизни Рандиры.

– Ты!

– Государыне лучше? – спросил маг, игнорируя жалкий вызов.

Лейб-медик какое-то время молчал, ощутимо давя в себе возмущение и недопустимую мысль о дуэли, потом несколько визгливо ответил:

– Лучше. Появился аппетит и желание жить. Носит на шее твои гранаты. Все время справляется о тебе. Если б она только знала…