Рудольф Нуреев. Жизнь

Давая интервью Дэвиду Дэниелу, Франсуа Трюффо однажды заметил, что понимает, почему Рудольф прежде не играл в художественных фильмах, потому что первобытные черты его характера не позволяли ему играть с другими мужчинами. «Ему нужно было сниматься на природе с партнерами в виде зверей». (Именно так представляли себе Рудольфа Дино де Лаурентис и один из четырех режиссеров «Библии» Джон Хьюстон в 1964 г., когда предложили ему роль Змея-искусителя в райском саду. «Он будет сползать по дереву, – заметил Хьюстон. – Он будет человеком-змеей, своего рода гибридом, гоморептилией».) Трюффо же в своем интервью сказал Дэниелу, что мысль о том, что человек может сыграть роль почти животного, пришла к нему в голову, когда он увидел Рудольфа в фильме Макмиллана «Ромео и Джульетта». Результатом стал классический фильм Трюффо 1970 г. «Дикий ребенок», основанный на мемуарах начала XIX в. о попытках ассимилировать «маугли» в общество. Фильм поднимал вопросы о том, что в человеческой натуре является в действительности человеческим. В том же году режиссер снял «Семейный очаг», в котором образ Рудольфа является решающим для фильма, таким мощным, что практически становится еще одним действующим лицом. Жан-Пьер Лео играет «альтер эго» Трюффо, Антуана Дуанеля, молодого мужа, который воспылал страстью к молодой японке, своей сотруднице. У его хорошенькой жены Кристин (Клод Жад) есть свои тайные фантазии. Когда пара в постели, он читает книгу «Японки», а у нее в руках «Автобиография» Рудольфа, и позже, когда она остается одна, она вынимает фотографию Антуана из рамки, стоящей на прикроватной тумбочке, и под ней оказывается спрятанный снимок ее кумира. Такая способность возбуждать мощное эротическое влечение – то, что объединяло Рудольфа и Валентино: «Он дарил [публике] фантазии, которые можно было забрать с собой домой. Наверное, я дарю фантазию людям, когда я танцую, – и это не сводится только к женщинам».

Рудольф считался настолько ключевой фигурой для фильма «Валентино», что ему позволили подписать контракт еще до кинопроб.

До начала съемочного процесса он должен был две недели провести «в отпуске», за время которого провели бы примерки и репетиции диалогов. «Но отпуск сократился с двух до одной недели, потом до четырех дней, потом до нуля. И я полетел из Нью-Йорка прямо в Испанию – и день полета стал моим единственным выходным днем». По крайней мере, Альмерия, где проходили съемки, находилась у моря, и было жарко – слишком жарко для англичан, но Рудольф был «очень рад». Каждое утро он начинал с плавания до того, как приходил на съемочную площадку. «Все изумлялись моей стойкости… я не флиртовал и пережил все». И хотя он настаивал на том, чтобы просматривать каждый кадр на видеозаписывающем устройстве, он ослабил обычную одержимость, какая охватывала его на съемках «Дон Кихота». В целом Рудольфу нравилось то, что он видел[148].

Камера прекрасно подчеркивала его красоту и харизму; киногеничность усиливал его личный гардероб – джеллабы, испанские брюки гаучо (брюки широкого покроя ниже колена), гангстерские костюмы в полоску и рубашки с закатанными рукавами – все костюмы, в которых он появлялся, излучали такой же магнетизм, как и подлинные фотографии Валентино. К сожалению, ему не удалось изменить свой русский акцент на итальянский акцент Валентино, как и приспособить свой мощный сценический образ к тонким требованиям киноэкрана. И Рассел никак не помогал ему, откровенно признавшись: он не умеет управлять актерами. Рудольф говорил друзьям, что чувствовал себя «брошенным».

Он никогда особенно не любил Кена Рассела (поэтому Рудольф уверял, что заставил «уволить» его с проекта «Нижинский» Харри Салцмана), но он восхищался стилем режиссера, находя его «очень изобретательным и смелым». Стиль, в котором любовь к немецкому экспрессионизму сочеталась с голливудским фарсом, часто впадал в театральность, но Рудольфу казалось, что в некоторых фильмах такой подход оправдан; по его словам, Томми «верно отражал ту напыщенную эпоху». В беседе с французским сценаристом Жан-Клодом Карьером Рудольф сказал о Расселе: «Личность, несомненно, сомнительная, но он обладает визуальным воображением, которое уникально». И хотя он спорил с режиссером из-за «глупых» строк в сценарии, он достаточно доверял ему, чтобы согласиться на такие сцены, которые другие сочли бы избыточными или эксплуататорскими. Главной трудностью стало то, что он не получал так необходимого ему руководства. Рассел, который «очень любил девушек», как будто интересовался только исполнительницей главной женской роли.