Рудольф Нуреев. Жизнь

В марте 1982 г. казалось, что вопрос с назначением решен, – его оставалось официально подтвердить в феврале следующего года, – но Рудольф невольно испытывал серьезные сомнения, соглашаться ему или нет. «Когда я об этом думаю, у меня внезапно возникает странное чувство в… как это называется? – селезенке, – говорил он Найджелу. – Конец молодости и все такое!» Тем не менее такой шаг был бы логичным. Барышников стал директором «Американского театра балета»; Эрик собирался стать директором «Национального балета Канады»; и для Рудольфа в конце концов оказаться директором балетной труппы Парижской оперы, в городе, где он остался на Западе, казалось соблазнительной симметрией. Найджел пытался его убедить: «Похоже, идея неплохая. Можешь сделать из нее самую лучшую труппу в мире, ведь НЙСБ и «Королевский балет» увядают… Так или иначе, это интересно – и по-моему, тебе будет полезно переключиться; возможно, лучше на два года раньше, чем на два года позже (я, конечно, не думаю о внезапном полном уходе со сцены, только об отборе определенных ролей)».

В то время Найджел начал проходить курсы облучения, и Рудольф, который (через Горлински) предложил оплачивать специалиста за свой счет, старался видеться с ним как можно чаще. В феврале, приехав на Виктория-Роуд из Рима в 2.45 ночи, он сидел и разговаривал с Найджелом до четырех утра, а через два часа проснулся, чтобы успеть на восьмичасовой рейс в Цюрих, оттуда полетел в Копенгаген, репетировал, танцевал и вернулся на частном самолете, снова оказавшись у Гослингов около двух «и очень весело проболтал до четырех». Когда Найджела в начале марта положили в больницу Святого Фомы, Рудольф в панике немедленно связался с Уоллесом: «Он хотел, чтобы я поехал в Лондон и посмотрел, что можно сделать для Найджела; возможно, привезти его в Нью-Йорк, потому что в то время мы считали, что в американских больницах лучше лечат рак. Но, как только я приехал, я сразу понял, что Найджел так плох, что не перенесет трансатлантический перелет».

Вместо этого Уоллес уговорил врачей позволить ему взять рентгеновские снимки и карту Найджела; поздно ночью он приехал в аэропорт Хитроу, чтобы передать все с курьером на утреннем «Конкорде». В нью-йоркском аэропорту имени Джона Кеннеди посылку принял шофер Ниархоса, который затем «отвез все лучшему консультанту в Нью-Йорке», который, как оказалось, мог помочь не больше, чем лондонский консультант: к тому времени процесс метастазирования у Найджела зашел слишком далеко. Понимая, что конец близок, и тронутый любовью и заботой друга, он в последний раз написал Рудольфу «не для того, чтобы сказать спасибо и т. д. (для этого я слишком по-британски сдержан)», но напомнить ему, насколько благословенной была его жизнь.