Рудольф Нуреев. Жизнь

«9 марта 1982 г.

Руди, мой любимый маленький пряничек! Я так часто хотел написать из больницы, но мне не хватало сил – и потом, всегда был сильный поддерживающий голос из Бостона, который помогал мне держаться… Наверное, я размягчился из-за всего этого… и лекарств, но вот я понял, что лежу, оглядываясь назад (отчего у меня всегда немеет шея) и думаю, каким я всегда был невероятным счастливчиком… Избалованное и счастливое детство, крошечная изящная мама, которую я обожал, добрый надежный отец, который почти не интересовался мною и позволял мне заниматься тем, чем я хочу. Непыльная работенка на войне, потом счастливый случай позволил мне заняться тем, что мне идеально подходило, а потом… остальное ты знаешь, я каким-то образом приобрел семью, куда входят Мод, Николас и ты, – это совершенно невероятно. Больше всего мне нравится в тебе, что ты был такой посылкой с сюрпризом: шансы, что ты появишься из Уфы, равнялись одному к нескольким миллионам… ты мое самое чудесное чудо, как ты знаешь. (Как ни странно, первый абзац, который я написал о тебе, когда ты оказался здесь мальчиком, описывал тебя как «необычайно экстраординарного».) Если бы можно было перевести часы на сорок лет назад, чего бы мы только ни натворили вместе! Ну вот – я становлюсь сентиментальным; но то, что ты звонишь, думаешь и заботишься, в самом деле фантастически мне помогло…

Еще несколько «Баядерок», и я был бы в норме… Знаю, я давно прошел мою [неразб.], поэтому шлю тебе самое крепкое и любящее объятие. Н.

P. S. Делакруа – фантастика! Отголоски Флобера здесь и там. Читаю письма, но лучше всего дневник. Не могу купить здесь издание в мягком переплете, иначе послал бы его тебе».

Рудольф ничего не говорил о письме, но через несколько дней просто в разговоре упомянул, что он начал читать дневники Делакруа. Так, по мнению Найджела, Рудольф говорил ему, что он прочел его «сентиментальное» прощание. Вместе с тем Рудольф был совершенно очарован, потому что в то время открыл для себя еще одну родственную душу из XIX в. Не только ориентализм, литературный ум и бурная чувственность связывали их обоих с Байроном, но и их общий интерес ко злу: Делакруа иллюстрировал самые сатанинские стихи поэта, как и самые мрачные сцены из «Фауста». Читая у Марио Праца главу «Метаморфозы сатаны», Рудольф все больше поддавался мысли, что он, возможно, потомок мильтоновского сатаны – харизматичного архангела, чья разрушенная статуя казалась танцовщику отражением его самого в зрелом возрасте, когда роскошь и героическая энергия уменьшились, и все же он стоял, «горделиво возвышаясь» над остальными.

В начале года он просил Найджела поискать картину Фюссли «Сатана», и когда «пропавший» шедевр Фюссли, иллюстрация к «Потерянному раю», в 1988 г. всплыла на аукционе «Сотби», Рудольф купил ее за 770 тысяч фунтов (более миллиона долларов – почти втрое больше, чем низшая отправная цена). Теперь он считал себя, как Фиона Маккарти писала о Байроне, «человеком, грандиозно и роковым образом порочным, который жил так бурно и грешил так вопиюще, что он, и он один, был обречен на месть богов». Друзья вспоминают, каким одержимым он был понятием вины. «Он все время говорил об этом, – сказал Нико Георгиадис. – Он как будто смирился со своим падшим состоянием, проповедуя в центральной прессе: «Бог наступил»… «Ты получаешь то, что заслуживаешь…»