Торжественное открытие Гранд-опера состоялось в январе 1875 года. Здание театра поражает своей роскошью: самая богато декорированная его западная часть. Она щедро украшена лепниной в виде античных масок, растительным орнаментом и бюстами великих композиторов: Бетховена, Моцарта, Россини и других. Вход для привилегированной публики расположен с восточной стороны здания, а служебный – с северной. Венчает Гранд-опера купол из зеленой меди, на вершине которого расположена скульптурная группа, изображающая Аполлона и двух муз – поэзии и музыки.
Интерьеры Гранд-опера не менее роскошны! Особенно знаменита 30-метровая разветвленная мраморная лестница, зрительный зал, выдержанный в темно-красных тонах с отделкой из тусклого золота, репетиционное фойе и библиотека-музей.
Конечно, руководство балетом Гранд-опера было величайшей честью! Но Нуреев, со свойственным ему самодовольством, похоже, считал, что это он оказывает честь, соглашаясь на должность.
Несомненно, администрация Оперы Гарнье рисковала, приглашая Нуреева: далеко не всегда его поведение было приличным – он в полной мере поддерживал свою репутацию грубияна и скандалиста. Во время репетиций он грязно ругался. Его манеру выражать свои мысли рельефно описал Ролан Пети: «Он плоховато изъяснялся на французском, английском и быстро придумал свой собственный американо-матерный язык. Всех женщин называл
А еще Нуреев бил посуду и вазы, если сильно злился. Причем иногда эта посуда могла быть невероятно дорогой: так, в гостях у знаменитого итальянского режиссера Лукино Висконти он расколотил коллекцию венецианского стекла XV века.
Порой дело доходило и до рукоприкладства. Причем Нурееву было безразлично, кто перед ним. Показателен случай с Мишелем Рено – педагогом, а в прошлом – прославленным танцовщиком Парижской оперы. Нуреев вел занятия и сильно задержал свой урок, в то время как Рено должен был заниматься в том же классе со своими учениками. Подождав немного, он начал урок, не дожидаясь, пока Нуреев закончит свой. Это разозлило Нуреева.
– Ну и дерьмовые у вас движения! – заявил он.
– Может быть, но я исполняю их с 19 лет, – спокойно ответил Рено и тут же был отброшен сильнейшим ударом в челюсть: рентген потом выявил перелом.
Скандал был невероятный, о нем писали газеты, и дело дошло до суда. Нуреева оштрафовали на 60 тысяч франков, которые он заставил заплатить за себя театр. Возмутилась и публика. В вечер генеральной репетиции балета «Ромео и Джульетта» Нуреев был освистан, когда вышел на поклоны. В ответ он показал свистунам неприличный жест – средний палец. Конечно, подобное поведение было недопустимо, и он получил выговор от администрации. Но без толку: произошедшее ничему его не научило. Нуреев продолжал творить безобразия. Он мог, разозлившись, перевернуть стол, облить танцовщицу чайной заваркой, швырять предметами в артистов кордебалета… Профсоюз танцовщиков открыто требовал его увольнения.
А вот чего Нуреев никогда не делал – так это не плел закулисные интриги. Это было противно его натуре! В случае конфликта он сразу взрывался и высказывал в лицо все, что думал. Чем порой сильно вредил самому себе. Нуреев не понимал: бунтарские шестидесятые давно миновали. То, что импонировало публике в молодом бесприютном беглеце, начинающем танцовщике, теперь, после того как он полностью творчески состоялся, постарел и заматерел – уже отвращало. То, что в шестидесятые казалось вызовом загнивающему буржуазному обществу, теперь воспринималось как откровенное хамство и чванство.
Несмотря на то что отношение в Парижском балете к Нурееву было сложным, по прошествии нескольких лет стало ясно, что он сумел превратить довольно разнородную труппу Гранд-опера в первоклассную, отличающуюся высоким профессионализмом. «Я глубоко уважаю сделанное им для театра, – писал хореограф Джером Роббинс об этой работе Рудольфа Нуреева. – Он вытащил труппу из депрессии и научил ее соблюдать дисциплину, поставил определенную цель. Он был искренне заинтересован в балете и артистах и действительно создал хорошую, профессиональную труппу»[81]
. Одним из наглядных результатов его работы стали в 1986 году гастроли театра в Америке, которых не было с 1948 года. Турне стало триумфальным, что подтвердило высочайший уровень труппы, достигнутый усилиями Рудольфа Нуреева.