Ночами Нуреев там прогуливался, подбирая себе разового партнера. Вступал в соитие без намека на чувства, даже не зная имени выбранного, а порой даже не видя его лица – через специальные отверстия в тонкой перегородке. Такие «развлечения» практиковались в некоторых непотребных ночных клубах или мужских банях. После случки Рудольф возвращался домой, быстро принимал душ и засыпал. А утром бежал на репетицию в театр.
Ролан Пети с ужасом и отвращением вспоминал, как Нуреев провел для него экскурсию по Милану «по собственной программе». Водил его по каким-то грязным подворотням, где ловили клиентов дешевые шлюхи обоего пола, по не менее грязным барам, где собиралась сомнительная публика. Были там балансирующие на высоких шпильках, закутанные в розовые одеяния трансвеститы или готовые оголиться перед первым встречным эксгибиционисты, встречались и преступники. Уже за полночь Нуреев привел друга в какой-то то ли театр, то ли ночной клуб, где артисты всех возрастов показывали стриптиз, а зрители занимались мастурбацией. «Ночной кошмар наяву, сон или бред… точно не скажу!» – подытожил свои впечатления от этой прогулки Ролан Пети[87], но Рудольфу представление нравилось, он от души смеялся и чувствовал себя великолепно. Даже явное отвращение, которое испытывал его товарищ, не смущало Нуреева. Опасность, грязь, мерзость и пошлость – все это его заводило.
У некоторых людей, посвященных в подробности его закулисной жизни, даже возникал вопрос: а полностью ли он нормален психически? К сожалению, сам Рудольф никогда не проходил освидетельствование у психолога или психиатра, однако совершенно точно, что его отличали асоциальное поведение, отсутствие чувств вины и стыда, импульсивность, агрессивность. А все это черты диссоциального расстройства личности. Можно предположить, что Нуреев страдал и нарциссизмом. Ему было крайне трудно сформировать здоровую привязанность к кому-либо, а тем более длительное время поддерживать близкие отношения. Он был убежден в собственной исключительности, и даже на ранних этапах карьеры ожидал «особого» отношения от окружающих. У него была ярко выражена потребность в восхищении и поклонении. К тому ж Нуреев не переносил критику и часто прибегал к насилию в ответ на попытки указать на его неправоту. Его порой упрекали в отсутствии эмпатии даже те люди, которые искренне его любили.
Нуреев и женщины
Журналистам Нуреев повторял, что брак – это худшая вещь, которая может произойти с танцовщиком, ведь танцовщик должен любить только танец. Несмотря на это, многие женщины влюблялись в Нуреева, но они не вызывали у него сексуального интереса, хотя ему и льстило их поклонение. И то были не взбалмошные поклонницы, а вполне состоявшиеся, привлекательные и умные дамы. Некоторыми он пользовался, немногих – уважал, но большинство – презирал. Он сам не раз говорил об этом журналистам, с удовольствием рассуждая о том, что считает мужчин существами с более развитым интеллектом, нежели у женщин. Он был убежден, что именно мужчины лидируют во всех пластических искусствах и в архитектуре, да и вообще все делают лучше. А главное – мужчины могут воевать!
– Не надо вставать перед женщиной на колени, – безапелляционно заявлял Нуреев. – Ее надо презирать![88]
Хотя на самом деле Нуреев во многом зависел от женщины. От вполне конкретной женщины – Франсуа Дус, его верной секретарши и помощницы. «Я оберегала его от повседневных мелких хлопот, чтобы он посвящал себя только искусству. В антракте между вторым и третьим актом, например, устраивала для него обед… – рассказывала Франсуа журналистам. – Едва заканчивался спектакль, мы быстро уходили. Дома, еще до ужина, он бросался к видео, чтобы просмотреть кассеты с записями своего танцевального дня. Затем он смотрел старые фильмы. Наконец мы ужинали при свечах. К двум часам ночи расходились по своим комнатам.
Он просыпался в девять часов и погружался в чтение прессы (отдавая предпочтение “Геральд трибюн”[89]). В одиннадцать часов я провожала его в театр. В последнюю минуту он хватал свой чайный термос, который сопровождал его повсюду. Надевал берет, который не снимал никогда, веря, что он спасает его от насморка. У него была японская сумка на роликах, набитая трико, колготками и чепчиками. Он всегда таскал ее за собой, и называлась она “Лорд Джон”»[90].
За свою заботу Франсуа не получала никакой благодарности. Напротив, Нуреев часто признавался в том, что ее присутствие его утомляет, докучает ему, а единственное место, где он может отдохнуть, оставшись в одиночестве, – это ванная.
Пользуясь искренним чувством этой женщины и ее мягким характером, он превратил Франсуа в подобие рабыни и часто прилюдно ее унижал. Некоторые их общие знакомые даже называли Франсуа мазохисткой из-за ее всепрощения.
Не раз Франсуа спрашивала Рудольфа, чем она заслужила столь дурное обращение. Нуреев отвечал:
– Потому что другим достается всего лишь моя копия, а у тебя есть оригинал.