Руфь

Одного этого слова было достаточно чтобы они поняли другъ друга; тонъ, которымъ оно было произнесено, всегда имѣлъ надъ нею власть: это былъ тонъ удивленія и грустнаго упрека. Обыкновенно миссъ Бенсонъ пользовалась нѣкоторою властью надъ братомъ, благодаря своему рѣшительному характеру, а можетъ-быть, если доискиваться прямой причины всякому дѣйствію, и своей здоровой организаціи. Но по временамъ она склонялась передъ его дѣтски-чистою натурою и сознавала его превосходство надъ собою. Она была слишкомъ добра и чистосердечна чтобы скрывать это чувство или тяготиться имъ.

— Сорстанъ, мой милый, пойдемъ же къ ней! сказала она, ее много погодя.

Она съ нѣжною заботливостью помогла ему встать и подала ему руку, всходя долгимъ, утомительнымъ путемъ на гору; но приближаясь къ селенію, они не говоря ни слова перемѣнили положеніе и она дѣлала видъ, что опирается на его руку. Онъ приосанился насколько могъ, проходя мимо жилищъ.

Дорогою они мало говорили. Онъ спрашивалъ у нея о нѣкоторыхъ членахъ его секты, такъ какъ онъ былъ пасторомъ конгрегаціи дисидентовъ въ одномъ провинціальномъ городкѣ; она отвѣчала на его вопросы. Но ни тотъ, ни другой не упоминали о Руфи, хотя оба о ней думали.

Мистриссъ Гогсъ имѣла уже на-готовѣ чай для приѣзжей. Мистеръ Бенсонъ не могъ не ощутить нѣкотораго нетерпѣнія, глядя какъ сестра его медленно потягивала чай, передавая ему въ промежуткахъ мелкія подробности о домашнихъ дѣлахъ, пропущенныя ею сначала.

— Мистеръ Бредшау не пускаетъ больше дѣтей къ Диксонамъ, потомучто они разъ вечеромъ играли въ шарады въ лицахъ.

— Въ самомъ дѣлѣ? Еще хлѣба съ масломъ, Фэсъ?

— Благодарю. Этотъ валлійскій воздухъ должно-быть возбуждаетъ апетитъ. Мистеръ Бредшау уплатилъ арендный долгъ за бѣдную Меджи, чтобы спасти ее отъ рабочаго дома.

— Это хорошо. Хочешь еще чашку?

— Я ужь двѣ выпила. А впрочемъ пожалуй еще одну.

Мистеръ Бенсонъ не могъ подавить легкаго вздоха наливая ей чай. Ему казалось, что онъ никогда еще не видалъ такого голода и жажды у своей сестры. Онъ и не подозрѣвалъ, что пища была для нея въ эту минуту отсрочкою непріятному свиданію, которое, какъ ей было извѣстно, ожидало ее подъ конецъ. Но всему положенъ предѣлъ; положенъ онъ и чаю миссъ Бенсонъ.

— Хочешь теперь пойти къ ней?

— Пойдемъ.

Они отправились. Мистриссъ Гогсъ развѣсила кусокъ зеленаго коленкора въ видѣ венеціанской занавѣси, чтобы устранить послѣобѣденное солнце, и въ этомъ полусвѣтѣ лежала Руфь, недвижимая и бѣлая. Даже подготовленная расказами брата о положеніи Руфи, миссъ Бенсонъ была поражена этою мертвенною неподвижностью, — поражена до состраданія къ бѣдному, прелестному созданію, будто подкошенному смертью. Взглянувъ на больную, она уже не могла долѣе считать ее обманщицею или закоснѣлою грѣшницею: такихъ горе не убиваетъ до такой степени. Мистеръ Бенсонъ не столько глядѣлъ на Руфь, сколько на сестру: онъ читалъ на ея лицѣ какъ въ книгѣ.

Мистриссъ Гогсъ стояла тутъ же и плакала.

Наконецъ мистеръ Бенсонъ дотронулся до сестры и они вышли изъ комнаты.

— Какъ ты полагаешь, останется она жива? спросилъ онъ.

— Незнаю! отвѣтила миссъ Бенсонъ смягченнымъ голосомъ. — Какъ она молода! почти ребенокъ! Эдакая бѣдняжка! Когда приѣдетъ докторъ? Раскажи же мнѣ о ней все, ты мнѣ не расказывалъ подробностей.

Мистеръ Бенсонъ можетъ и говорилъ, но передъ этимъ она не слишкомъ внимательно его слушала и даже старалась обходить этотъ предметъ. Онъ былъ впрочемъ слишкомъ радъ, видя, что въ тепломъ сердцѣ сестры пробудилось участіе къ Руфи, чтобы позволить себѣ малѣйшій упрекъ. Онъ расказалъ ей всю исторію, насколько могъ подробнѣе, и будучи самъ тронутъ, говорилъ со всѣмъ краснорѣчіемъ сердца. Кончивъ, онъ взглянулъ на сестру: у обоихъ были на глазахъ слезы.

— Чтоже говоритъ докторъ? спросила она, помолчавъ.

— Прежде всего требуетъ для нея покоя; потомъ предписываетъ лекарства и крѣпкій бульонъ. Я всего не знаю; мистриссъ Гогсъ можетъ тебѣ сообщить. Она такъ непоколебимо добра; вотъ ужъ можно сказать: «творитъ добро безъ расчета».

— У нея и видъ такой добрый и ласковый. Сегодня ночью я сама посижу у больной, а васъ съ мистриссъ Гогсъ уложу спать; вонъ вы оба какіе утомленные! Увѣренъ ли ты, что твой ушибъ прошолъ тебѣ даромъ? Спина не болитъ теперь вовсе? Однако это очень хорошо, что она вернулась къ тебѣ на помощь. Ты увѣренъ, что она бѣжала топиться?

— Я ни въ чемъ не увѣренъ, потомучто не распрашивалъ ее: она была въ такомъ положеніи, что ужь не до распросовъ. Однако насчетъ этого я не сомнѣваюсь. Но ты и не думай, Фэсъ, сидѣть эту ночь послѣ дороги.

— Отвѣчай же мнѣ, чувствуешь ты еще что-нибудь послѣ паденія?

— Нѣтъ, такъ, почти ничего. Ты не сиди, Фэсъ, эту ночь.