Довольная своей работой, тихая Валентина разложила раскрашенные ею разноцветные яйца на принесенной из дома праздничной фарфоровой тарелке с пышными, дулевского письма, неистово-розовыми с золотом розами. И она так же степенно принялась вести рассказ:
– Был у нас в Ругачёво мужик такой – Колька-шатун – ох, и пьянь позорная! Трезвым сызмальства никто его не видал. Только он один и не был в курсе поимки врага рода человеческого. Шел как-то пьяным мимо чертовой будки, а враг этот как выскочит да зарычит на него. Колька-шатун так испугался, что креститься начал, хотя раньше и не знал, как это делается! Протрезвел – сразу и навсегда. Больше в рот горькой – ни капельки! Приличным человеком стал. Остепенился, женился. Потом у нас долго дворником при церкви работал. Да и много других чудес стало твориться в Ругачёво. И специальный секретный народ в погонах стал приезжать – изучать нашего «сторожевого». Даже японцев сюда на экскурсию привозили, чтоб те посмотрели на ворога.
– И точно, до самой Перестройки больше про Курилы ни разу не пикнули! – вставила и своих пару слов словоохотливая баба Маня.
– Да уж, целый год вот так наш «сторожевой» при отце Василии город охранял, – таинственно усмехнувшись чему-то, добавила Тоня. – А ровно через год после его поимки отец Василий и преставился. Да, как раз на Чистый четверг это и было. Царство ему небесное! Светлый рай ему и светлая память!
Соседки вразнобой осенили себя крестным знамением. И произнесли почти хором: «Светлая память!» И сразу же в кухне повисла чугунная мрачная тишина. Которую неожиданно для самой себя нарушила Анна, спросив шепотом у собравшихся, как у заговорщиков:
– А как же тот – который на цепи был?
– Вот именно! Не стало отца Василия… И кто ж к нему подойдет-то?! Выл так страшно, что все в Ругачёво по ночам не спали! – вздохнула в сердцах баба Маня. – Это у отца Василия на него укорот был… Крестное знамение! Прислали к нам другого священника, отца Анатолия. Так накануне его приезда черт этот так выл, так скулил и визжал, что все боялись не то что на улицу выходить, а даже и в окошко выглянуть, чтобы чего лишнего не увидеть!
– И что же? – полюбопытствовал, открывшись перед соседками, давно притаившийся в темном углу комнаты Леонид: – И что было с ним потом?
И Валентина томить не стала. Крестясь, продолжила сказ:
– Так ведь как отца Василия не стало, некому стало укрощать ворога крестным знамением и кропить святой водой! У отца Василия особая сила в молитве была. А отец Анатолий молодой еще, жизнью не тертый, ворогов не укрощал! Вот тот и озверел: сила неукрощенная в вороге укрепилась! Запалил свою собачью будку, да таким огнем диковинным, что вглубь землю прожег. Глубокий ров, точно люк канализационный, образовался. Туда же он и сам провалился. Так наш-то глава администрации сразу же денег на три «КамАЗа» со щебенкой дал! Чтобы засыпать ров этот с глаз долой, от греха подальше. Но и трех машин мало оказалось: из дыры этой, как из вулкана, все равно огонь вырывался! А уж какие вопли и рык по ночам оттуда раздавались – и не описать! И снег вокруг зимой не лежал – таял! Хотя и снегопады были такие, что до крыши заметало! А летом – трава не росла! Сухой такыр вокруг той ямы даже в дождь потом был! А на самое Рождество эта рана сама затянулась, да так, что следа от нее не осталось. А вот после… началось самое досадное!
Тут уж не только Анна, но и Леонид с любопытством прислушался к презираемым им бабьим россказням.
После выгодной, почти театральной паузы Валентина хотела продолжить, но ее опередила баба Маня:
– И вспоминать-то стыдно! Словом, кинулись мы к новому священнику с расспросами. Как ворог-то мог у отца Василия завестись? И от благости ли смог отец Василий усмирить и на цепь врага рода человеческого посадить? Или?.. Каюсь, и я, грешная, – такого человека, а подозревать стала! Ну, не то чтобы подозревать, а сомневаться начала. Да и не я одна! Так отец Анатолий туманно так отвечал, мол, что это вопрос высших сил. И нужно ждать чуда или иных свидетельств, подтверждающих благость отца Василия. Ну, мы и стали ждать знака какого-то, знамения или чуда!
Соседки уже закончили работу и любовались расписанными яйцами, аккуратно уложенными в свои кастрюльки. Анна вытерла стол, застелила кружевной белой скатертью и, уже подавая на стол чай с конфетами, в растерянности от всего услышанного, почти шепотом спросила:
– И как, явилось чудо?
После первой чашки чая последовало продолжение чудесной истории.