РУИНА

Самойлович протиснулся сквозь волнующиеся ряды и влез на сторожевую башню. С высоты ее открылась широкая равнина, охватывавшая могучим размахом Батурин. Хотя еще при тусклом зимнем рассвете из-под полога белесоватого тумана слабо выделялись окрестные дали, но уже глаз мог ясно различить зловещие черные пятна, окружавшие широким, сплошным кольцом и местечко, и замок.

— Ого! Тысяч за десять, напевно! — вскрикнул генеральный судья, окинув опытным взглядом окрестность. — А у нас стрельцов сотни две, да милиции столько же… а на обывателей надия плоха! Ой, зело скверно! — Он прошелся вдоль амбразур и заметил, что редко в которой торчало орудие.

Изумленный, озадаченный, обратился он за разъяснениями к коменданту замка, дававшему пробегавшим кучкам мимолетные приказания.

— Крепость не приведена в боевой порядок, ваша вельможность! — объяснил комендант. — Нет нигде полной арматы, нет на мурах боевых снарядов, не припасено бревен для отражения приступа…

— Но как же такая беспечность? Это ужасно! Это чудовищно! — возмущался Самойлович.

— Кто же ожидал нападения от своих, и так внезапно? От внешнего врага мы бы успели… В мирное время всегда так велось, — оправдывался комендант замка.

— Но ведь мы погибли! Посмотрите, какое сонмище разъяренных мятежников!.. Через час все это бросится на муры и нас численностью затопит…

— Я велел наскоро вооружить бойницы хоть гаковницами¹, а армату подвезут и потом…

__________

¹ Саженный самопал, висевший в амбразуре на крюке.

— Спешите! Я вам пришлю стрельцов и надежных казаков… Нужно всех поднять на ноги, каждая минута, каждое мгновенье дороги.

— Головы положим! — вскрикнул комендант и кинулся подвешивать на крюк принесенную гаковницу.

Самойлович пошел спешно в замок.

В гетманской приемной он застал уже собравшуюся на раду генеральную старшину.

— Что делать? — обратились к нему все. — Посоветуй, ясный пане судья, как нам спастись от напастей?

— Дело скверное, — заговорил Самойлович. — Сейчас только узнал, что твердыня не вооружена и не приготовлена к обороне, а в таком разе не устоять горсти наших защитников против тьмы–тьмущей наших врагов.

— Проклятье! Как же так сталось? — вскрикнул кто-то среди оторопевших старшин.

— Уже как сталось, а сталось, — продолжал Самойлович, — лодарство и беспечность! Пока не свистнет над головой аркан татарина, то наш брат и рук не поднимет… Да что уж толковать: «Що з воза упало — пропало!»… А теперь нам всем нужно броситься вооружить муры и бойницы; чтоб успеть в том хоть трохи, нужно занять переговорами бунтарей и протянуть время…

— Так, так; разумно твое слово, пане Иване! — послышались одобрительные отзывы старшины.

— Спасибо, — кивнул головой Самойлович, — только все же это до доброго скутку не поведет, и «Абие смущается дух мой!»… Гострый и его дочка–ведьма — заклятые вороги всякой власти, а нашей в особенности; они за гетмана потребуют наши головы… и коли мы не согласимся отдать их, то эти демоны бурею бросятся на Батурин и омоют нашей кровью муры… Без пекельной сечи не обойдемся — я уверен. Так вот, моя рада: пока я буду забавлять бунтарей переговорами, нужно дать знать стародубскому полковнику в Сосницу, где он теперь обретается, чтоб поспешил к нам на выручку…

— Чудесно, именно чудесно! — обрадовался Забела. — Сосницы — рукою подать; к вечеру Рославец прибудет и разметет эту чернь, как уличный сор.

— А как же дать ведомость пану Рославцу, вот что, друже, придумай! — заметил Самойлович Забеле. — Ведь мятежники окружили Батурин сплошными лавами, через которые удалось бы прорваться незамеченным лишь на ведьме верхом!

— Это плохо! — вздохнул Забела.

— А вот разве что, — соображал вслух Самойлович, — в подвалах, кажись, есть под мурами потайной лаз?

— Есть, есть, — отозвался генеральный обозный, — комендант его знает… Только лаз идет не далеко, лишь до колодцев, что в Лисичьем яру… а там теперь ворог…

— Велелепно, — обрадовался Самойлович, — лишь бы выйти не из ворот, — а там, затесавшись в толпу, можно сказаться и хуторянином, наколотить им гороху с капустой. У меня есть такой пройда, что и черта рябого перебрешет, — так я сейчас к коменданту, а Горголю — в лаз. Вам же всем нужно приняться за вооруженье муров и бойниц. Гайда ж, братове! Все наше спасенье в бодрости и отваге!

— Будь головою нам, друже Иване, а мы за тебя своих не пожалеем! — шумно воскликнули собравшиеся старшины и вышли вслед за Самойловичем на майдан.

Между тем подслеповатое утро рассвело в чахлый день, озаривший своим светом и бледные, встревоженные лица защитников замка, и темные массы осаждающих. Последние безнаказанно теснились уже под валами у самых стен замка и захватывали сложенные там бревна. Среди надвигающихся к крепости масс гарцевала на белом коне Марианна и устраивала ряды, направляя и возбуждая повстанцев.