РУИНА

Одна только гетманша скрывала в глубине своей души небесную радость. Эта весть звучала для нее райской музыкой: она возвещала ей скорое спасение и торжество ее дорогого коханца. Фросе надо было употреблять невероятные усилия, чтобы скрывать свою радость, тем более, что Дорошенко, возмущенный возвышением своего ненавистного соперника, начал снова как-то ревниво и подозрительно следить за ней.

Все кругом погрузились в какое-то мрачное отчаянье. Под влиянием этого последнего удара все словно оцепенели. Даже Мазепа утратил свою обычную энергию. Гордиенко молчал, гетман осунулся в несколько дней. Все видели только один исход, но хотели хоть на несколько дней отдалить его от себя.

Между тем надо было действовать. Украйна стояла теперь среди готовых к бою врагов. Правда, наступившая перед Масляной распутица и снежные бури еще оберегали ее от вторжения врагов, но такая погода могла продержаться месяц, не больше, а там далее, при первом веянье весны, в Украйну должны были хлынуть со всех сторон вооруженные полки. Надо было готовиться к встрече недобрых гостей, нужно было искать подмоги.

Но где? У кого?

Темный, но властный призрак стоял перед всеми и, словно глубокая бездна, манил к себе оцепеневших от отчаяния людей.

Однажды в сумрачный, ненастный день, когда мокрый снег валил с неба на черную от грязи землю, в хату Остапа вошел Мазепа. Он вошел, молчаливый, мрачный, и, сбросивши не спеша мокрую керею и шапку, остановился у дверей.

В хате было как-то грустно и неприютно. Орыся качала на руках дремавшего ребенка и украдкой утирала набегавшие на глаза слезы. За столом сидели Остап и Гордиенко и угрюмо молчали; словно прибитый морозом бледный цветочек, сидела у окошка Галина; она, видимо, высматривала Мазепу. При звуке стукнувшей двери дивчина вся вздрогнула: первое движение ее было броситься к Мазепе навстречу, но, увидевши его расстроенное лицо, она только молча устремила на него тревожный, вопросительный взгляд. При виде Мазепы все почувствовали какой-то холодок в сердце, — по лицу его видно было, что он пришел недаром.

С минуту длилась пауза, долгая, мучительная.

— Ну, панове, свершилось! — произнес наконец глухо Мазепа, не глядя на присутствующих.

— Что? — спросили разом Остап и Гордиенко и приподнялись с мест.

— Послали уже в Царьград послов к султану.

В хате послышался тяжелый вздох.

— Эх! — вскрикнул с горечью Гордиенко и, ударив с силой кулаком по столу, опустился на лавку. — Значит, уже конец всему, — крышка!

Все молчали.

Мазепа подошел к столу и также опустился на лаву.

— Что ж было делать, друже, — заговорил он каким-то беззвучным голосом, — сам видишь, — скрута. Остается искать помощи только у невер.

— Помощи! — вскрикнул с горечью Гордиенко. — Да какая это помощь будет, увидим еще!

— Другой нет. Сам знаешь, не того хотели мы… А теперь… Эх, что там толковать: не хоче коза на торг, та ведут!

— А кто ведет? — продолжал запальчиво Гордиенко. — Кто ведет, говорю тебе? Кто расстроил згоду с Многогрешным? Кто погубил его? Кто донес обо всем Самойловичу? — и, переменив сразу тон, Гордиенко произнес мрачно: — Я говорю вам, в Чигирине есть шпион.

— Есть, — ответил так же мрачно Остап.

— А кто же он?

— Тот, кого радует избрание Самойловича.

— Так если он вовлек нас всех в погибель, что делать с ним? — и, перегнувшись над столом, Гордиенко произнес зашипевшим от злобы голосом: — Первому смерть!

— Тс… на Бога! — вскрикнул поспешно Мазепа, дотрагиваясь до руки Гордиенко. — Ни слова о том, до часу никому. Нам надо сохранить гетмана, а одно это слово убьет его, и мы останемся снова, как без пастыря стадо.

— Будут теперь пастыри — вовки–сироманцы… Уберегут стадо, — продолжал с озлоблением Гордиенко. — Все равно, нам уже осталась теперь только смерть.

— Ну, что ж, коли смерть — так и умрем все.

Галина все время прислушивалась к разговору, с бледным лицом и расширенными глазами, при последних словах Мазепы она вся вздрогнула и с громким воплем: «Нет, нет, и я умру с тобою!» — бросилась к Мазепе.

Упав перед ним на колени, она прижалась к нему головой и залилась горючими слезами.

— Голубка моя, дорогая моя, что с тобою? Успокойся! — заговорил Мазепа, ласково проводя рукою по ее шелковистым волосам, по вздрагивающим от рыданий плечам.

— Нет, нет! — повторяла сквозь слезы Галина, еще горячее прижимаясь к Мазепе. — Умру с тобою разом, не оставлю тебя.

— Ну, так что ж? И умрем разом: коли умирать, так всем, как один. — И Мазепа горячо прижал к себе головку любимой девушки.