РУИНА

— Я не ошибся в тебе, мой пане! — пожал Фридрикевич руку Тамары. — Ты хотя и схизмат, но у тебя в жилах благородная шляхетская кровь… И это оценится, только не плошай и дерзай!

— Да я, если захочу, так и Дорошенко, этого татарского ставленника, и Многогрешного заткну за пояс, потому что и эдукацией, и мозгами, и знанием быдла я выше их… Это верно! При мне эти гетманишки только и жили моим умом, без моего указания — ни шагу!

— Ой, на милость, пане! — улыбнулся снисходительно ротмистр. — С тобой, значит, страшно и компанию водить?..

— Врагам моим, — подчеркнул самоуверенно бежавший с родины и искавший по чужим углам ласкового хлеба Тамара. — А друзьям за моей спиной спать можно спокойно… Оберегу и сокрушу всякого, кто вздумает нарушить покой… Я отчаянно храбр и беспощаден…

— Так выручи же, пане! — протянул руку Фридрикевич.

— С удовольствием! Только вот что, прикажи, пане, подать лучше мальвазии: она просветит ум и даст полет фантазии, а то мед этот, по правде сказать, — бессильная кислятина.

Фридрикевич хлопнул в ладоши. Явились слуги и принесли, по требованию его, две пузатых сулеи с темно–малиновой, густой, словно прованское масло, жидкостью. Тамара сейчас же налил себе и хозяину по ковшу этой душистой настойки и, опробовав ее, одобрительно замычал.

— Сто дьяблов с ведьмой в придачу, если эта смесь не придает жизненных сил! — воскликнул он после второго ковша. — Но, теперь к делу. Ханенко — травленый волк и знает, почем ковш лиха: пустого, ненадежного человека он не пошлет; посол его не попадет ни в лапы татар, ни в когти Дорошенко, — это верно! Значит, с ним приключилась какая-либо особая, не рассчитанная беда… Но дело не в том, — пусть бы и подох, — мало нужды, а дело в том, что между Ханенко и панской милостью кто-то стал на пути и мешает нашим сношениям: ведь мы уже третий раз извещаем Ханенко, что посла его нет, а он все пишет, что дал широкие полномочия послу, за которым вслед выслал почт — кончать с Польшей, как ей любо. Выходит, что он наших листов не получает и даже не знает, что и его посол, и его почт застряли у черта в зубах…

— Да, это так, ты прав, но как же помочь этому горю? Как найти такого пройдоху, который бы пролез у самого дьябла между рогов, а таки достиг бы Ханенко и передал бы ему наши желания? Ведь и сам-то Ханенко, наш почтенный союзник, где-то прячется, — в Буджацких ли степях, в Крыму ли, либо на Запорожье.

— Гм! Это задача… Был у меня такой слуга верный, как пес, и скрытный, как я… Так вот этот бы пролетел сквозь огонь, прополз бы по дну моря, но, к сожалению, его повесили.

— Так окажи, пане, для меня ласку, если бы вместо него… тебя.

— Меня повесить? — прервал его обалдевший Тамара.

— Оборони, Боже! Что тебе в голову пришло? Нет, я о том прошу, чтоб пан сам отправился к Ханенко, раз, — при панской доблести и остроумии, тебя никто не остановит в пути, два, — ты поставишь ему на вид наши условия, — я дам полномочия, и наконец, это будет тебе слушным часом стать в самые близкие отношения к Ханенко и получить от него генеральную должность.

Предложение это прельстило было Тамару. В последнее время, скитаясь по окраинам Польши без дела, околачиваясь то там, то сям, из шляхетской милости, он дошел до последней крайности, до нищенства, посольство же от комиссара давало ему и средства и почет, но, главное, — при таком уполномочии он совершенно легко мог стать у Ханенко его правой рукой, а там дальше открывалась еще более радужная перспектива. Сообразив это, Тамара сразу было ответил:

— Великолепно! Еду!

— О, как я рад! Я не забуду пану этой услуги! — воскликнул Фридрикевич, обнимая своего нового посланника. — Теперь вспрыснем дорожку, сделаем распоряжение, да не будем тратить золотого времени.

— Да, да, — произнес уже менее радостно, а более озабоченно Тамара, — хотя спешить-то нечего, — нужно сначала выяснить, обдумать все.

— Медлить нельзя! Тут каждая минута дорога, да и выяснить все можно лишь на месте.

— Конечно; но нам неизвестно даже, где искать Ханенко, на Запорожье ли, или у татар?

— Там все пан и узнает. По–моему, сразу ехать нужно на Запорожье.

— На Запорожье? — широко открыл Тамара глаза; ему сразу вспомнилась встреча в Запорожье с Мазепой, принесшая ему унижение и позор, с которыми он и должен был немедленно скрыться от братчиков.

— Нет, никоим образом не на Запорожье, — возразил энергично Тамара, — там ведь Сирко, заклятый враг и нас, поляков, и татар, он и Ханенко этого разгромил за его якшанье с татарами и за преданность Речи Посполитой, наконец, Сирко — друг Дорошенко.

— Этого турецкого подданного?

— Может, это еще одни слухи, потому что мне достоверно известно о желании и просьбах Дорошенко соединить обе Украйны, он об этом входил в соглашение и с прежним, блаженной памяти, гетманом.

— Ну, так что ж? Соединение туркам не мешает, он и задумал соединение обеих Украйн под турецкой чалмой.