Руина, Мазепа, Мазепинцы

он держать в тюрьме бесчинствовавших в Чернигове великорос-

сиян до гетманского указа, а потом, извещая, что гетман велел

выпустить их из тюрьмы, поручал одного из них, подьячего, перед

выпуском из тюрьмы пытать1, под тем предлогом, будто он хотел

уйти. Это, как оказывалось из письма, делалось над подьячим из

мести за то, что последний грозил козакам носить их кафтаны.

Василий Многогрешный сознался в этом.

В других письмах Василий не велел пропускать хлебных

запасов, которые черниговский воевода приказал возить для отсылки

польскому полковнику Пиво. Спрашивали его по этому поводу.

Василий Многогрешный объяснил: <я не приказал возить польским

людям хлебных запасов, потому что гетман, брат мой, запрещал

покупать в левобережной Украине приезжим с польской стороны

и увозить за Днепр хлеб, по причине возникшей дороговизны, а

когда гетман разрешил - и я велел пропускать. Делал я это не

с худым умыслом, не для измены>.

* <Подьячего, выняв из тюрьмы и дав вину нагнети животов, киями

не бей, чтобы не было синятвины, но так подержи в руках, чтоб не забыв

до века>.

226

<А если ты, - спросили судившие, - об измене брата твоего, Демка, не ведал и сам не хотел изменить, зачем же, оставивши

свое полковничество, убежал из Чернигова и надел на себя

чернеческое платье?>

Василий Многогрешный сказал:

<Черниговский воевода приказал на городовое строение лес

навозить и государевы люди стали от нас опаску иметь. Слух пошел, что начальные московские люди в замке пульки льют, а шляхтич

Половецкий, перешедший с правой стороны Днепра на нашу

сторону, говорил мне, будто государевы ратные люди для того пульки

льют, что хотят с нами биться. Я этого шляхтича послал к брату, а брат прислал его обратно ко мне, и вместе с ним прислал

<выростка> Ивана. Через него брат приказал мне не попускать чинить

задор с воеводою и государевыми людьми, пока не воротится из

Москвы протопоп Симеон с государевым указом. Тот Иван выросток

мне тайно сказал: приехал из Москвы в Батурин чернец и говорил, будто приказано Демка схватить и в Москву отослать и будто брат-

гетман сказал: <пусть будет воля Божия, а я ничего не опасаюсь>.

На другой день воевода прислал ко мне полуполковника звать к

себе. Полуполковник звал меня так сурово, что я начал

догадываться, - видно, как сказывал чернец, и впрямь брату что-то нездорово.

Оседлал я лошадь и поехал было в город к воеводе: вижу - из, города прямо против меня идут пешие москали с ружьями и

бердышами. Я, как увидел государевых ратных людей, испугался, убежал

в Елецкий монастырь и стал советоваться с архимандритом Голя-

товским: что мне делать? - бежать ли куда подалее, или к воеводе

ехать? Архимандрит сказал: как себе хочешь. Я из монастыря

поехал за Десну и приехал в Никольский монастырь; там у одного

старца - имени его не знаю - взял чернеческую ряску, а свое

платье и лошадь оставил в монастыре. Я хоронился по разным

местам, - наконец пришел в Максаковский монастырь к игумену

Ширкевичу; игумен дал мне старца и челядника и велел проводить

меня в лодке рекою Десною до Киева. Так я добрался до Братского

монастыря, пришел к отцу ректору и стал просить, чтоб он меня

прихоронил. Ректор обещал прихоронить, а вместо того пошел и

объявил киевскому воеводе; киевский воевода взял и меня, и старца, и служку, что провожали меня из Максаковского монастыря, да и

отправил всех в Москву>.

Его спрашивали: куда хотел ты бежать из Братского

монастыря? на которые города и места? К Дорошенку и Тукальскому?

Что думал у них делать?

Василий отвечал: -

- Я не хотел никуда бежать; ухоронившись в чернеческом

платье, хотел жить в Братском монастыре. У Дорошенка и Ту-

кальского мне делать было нечего, и я к ним не хотел бежать.

8* 227

- Зачем, - спрашивали его, - ты по письму брата своего

приказал отгородить большой город Чернигов от малого города, где жили” воевода и государевы ратные люди? Какое дурно хотел

ты учинить над воеводою и государевыми ратными людьми?

Василий Многогрешный отвечал:

- Не отгораживал я большого города Чернигова от малого, <е думал чинить никакого дурна воеводе и государевым ратным

людям, письма от брата о том мне не было и об измене брата

моего я не знал и не знаю. А в чем по своим письмам я великому

государю виноват, пусть в том будет его царская воля, только

изменять я не хотел и не мыслил.

Подвергнутый допросу старец Максаковского монастыря, который сопровождал Василия Многогрешного в Киево-братский

монастырь, показал, что Василий просил ректора отправить его к

митрополиту Тукальскому, надеясь, что Тукальский будет к нему

добр и вспомнит, как Василий, будучи в полковниках, присылал

ему в подарок лошадь и червонцы. Ректор обещал сделать все по

желанию Василия после Светлого праздника, но в великую

субботу доложил о нем воеводе.

- Как же, - сказали судившие, - ты, Василий, в своих

речах утаил про Тукальского и, значит, про свой побег правды

не сказал?

Василий Многогрешный, не допуская себя до пытки, сознался. - <Виноват, - сказал он, - хотел бежать к Тукальскому от

великого страха и просить, чтоб митрополит меня у себя ухоронил

и в сторону царского величества не отдал. А чтоб, собравшись с