Руина, Мазепа, Мазепинцы

гетмана учинился бы на раде бой, кабы царского величества войск

там не было.

- Я человек простой, - сказал Демьян, - не писал

великому государю спроста; чаял, что писарь говорит правду, осте-

регаючи меня; в том пред великим государем виноват.

Из старшин более всех старался вредить Многогрешному

генеральный писарь Карп Мокриевич. Он показывал: <перед нами

всеми, пред генеральною войсковою старшиною, говорил Демкб

такие речи: соберу конного войска тысяч шесть и пойду войною

на великороссийские города, а весною ко мне хан крымский с

ордою прибудет на помощь. Задам тогда я москалям: поймаю за

волосы их лучшего человека Артамона и уж тогда буду знать, что с ним сделать!> то написано было в сказке, поданной Мок-

риевичем. Прочитали эту сказку Демьяну Игнатовичу. Он сказал: в мысли у меня никогда не бывало собирать войско да идти

войною на великороссийские города и Артамона за волосы поймать!

Не говорил я ничего такого. И про хана, чтоб его ждать себе в

помощь не говорил. Вольно писарю Карпу теперь это показывать: он со старшинами в соумышлении хочет меня погубить и для

того такое про меня выдумывает!

Явился у расспроса нежинский протопоп и сказал: <как онг

Демкб, будучи гетманом, посылал меня к царскому величеству, я пред отъездом своим укреплял его, чтоб держался милости

царской; я напоминал ему, что сталось с Бруховецким, а он мне

сказал: поедь-ко ты в Москву, так на Москве будешь в тюрьме>.

Демьян сознался, что было так, и винился.

Думные люди продолжали спрашивать подсудимого: <говорил

ты стрелецкому полуголове, будто посланцев твоих не допускают

царские бояре для слушания дел, чтоб отдача Киева и

малороссийских городов Войску Запорожскому неведома была>.

- Не говорил, - отвечал Демьян.

Его продолжали допрашивать: <говорил ты - великий

государь город Киев не саблею взял, поддались^ вы ему добровольно

и коли теперь не нужен ему Киев, пусть выведет воевод и ратных

людей, а вы найдете себе иного государя, и про Бруховецкого

220

говорил, что он много терпел от московской неправды, да и не

утерпел?>

- Отнюдь ничего такого не говорил, - отвечал Демьян.

-? Зачем, - спрашивали его, - Чернигов большой город от

малого отгородить велел?

Демьян отвечал: <Писарь мне сказал, что слух пошел, будто

войска царские хотят города малороссийские засесть. Я для

осторожности велел отгородить>.

Его продолжали допрашивать: <тому же Танееву и подьячему

ты сказывал, будто польским послам по договору дали 30.000

денег для найма войска на Дорошенка; вы же непродажные и

некупленные пойдете на Польшу войною, а как над польским

государством что учинится, так и иному кому-то достанется. Еще

тому же Танееву ты сказал, что никаким спискам, присланным

из Москвы, ты не проверишь, что вас только ласковыми словами

утешают, а правды ар объявляют. Да еще о Колупаеве ты сказал: что коли приедет, так пускай нездоров уедет, а Танееву грозил, что коли еще приедет, так будет в Крыму; да еще говорил, что

коли польские послы, набравши в Москве денег, пойдут через

вашу землю, то коздки казну у них разделят. Говорил ли ты все

это? Скажи теперь правду и вину свою великому государю

принеси чистым сердцем>.

Демьян все отрицал.

Его спрашивали: <Зачем ты велел Неелову ставить на воротах

стрельцов только человек по тридцати, когда прежде их ставилось

по сту и больше? Зачем обозному Забеле и другим старшинам

запрещал сходиться с Нееловым и челядников своих подсылал

надсматривать за ними, чтоб не сходились с московскими

людьми? Делал ты так? скажи правду>.

Демьян объяснял так: Один раз, шедши в церковь, я

спросил - есть ли караульщики? Мне отвечали: два человека

пятидесятников, а с ними стрельцов человек со сто. Я спросил: нет

ли в кормах скудости? Отвечали - нет, а только много слишком

ставится караульщиков, и то им досадно и скорбно. Я, поговоривши с Нееловым, велел стрельцов на караулах убавить; старшинам же не заказывал сходиться с московскими людьми и

челядников не посылал надсматривать за ними.

Ему сказали: <на тебя сообща все старшины показывают, что

ты изменил великому государю, посылал к Дорошенку чернецов, и. те именем твоим присягу учинили, а Дорошенко присылал в

Батурин своих посланцев с образом, и ты перед ними присягал

и Дорошенку дал на заплату войску 24.000 ефимков. Говорят на

тебя, что ты во всех полках учинил начальными людьми своих

свойственников и единомышленников и во все полки писал

универсалы, чтоб все шли в осаду>.

221

Демьян отвечал: Чернецов я к Дорошенку не посылал и

Дорошенко ко мне Спасова образа не присылывал, а присылал ко

мне он Семена Тихого возвратить жителей, взятых на сей стороне

татарами; двадцатичетырех тысяч ефимков Дорошенку я не давал; с початку гетманства моего такого большого числа ефимков у

меня не было, даже и двух тысяч левков в сборе не было. А

полковников’ я переменял с согласия старшин.

Допрашивали его далее: <сказывают, созывал ты старшин, и

говорил им, будто царь писал к тебе, чтоб ты старшин прислал

в Москву, а оттуда сошлют их в Сибирь; ты для того и животы

свои вывозил в монастырь, хотел сам из Батурина ехать в Лубны

и слух пустил, будто едешь Богу молиться в Киев; ты же Степану