Руина, Мазепа, Мазепинцы

сношения Сечи с Москвою;- нет о них известия и в летописи Самовидца, вернейшем летописном источнике. Они подробно описаны у Беличка, но

отнесены к 1674 - 1675 годам. Величко вообще такой мутный источник, что мы везде дозволяем себе пользоваться им с большою осторожностью

и, если вы нигде, кроме летописи Величка, не находили известия об этом

событии, то готовы были бы самое событие считать сомнительным. Но об

этом событии есть известие, короче, чем у Величка, в летописном

повествовании Ригельмана (стр. 166): там событие это отнесено ко времени

покушения Хмельницкого на левобережную Украину.

2 <Тогда завше войско звыкло гуляти и подпивати>.

351

шенно побеждены; едва малая часть их успела ускользнуть из

Сечи, и хан, видя, что янычарам не удалось, поворотил в степь

с своею ордою. Утром запорожцы выволакивали трупы убитых

и стаскивали в проруби под лед. Тогда Серко отправил хану

замечательное письмо, укорял его в том, что он поступает не

по-рыцарски, нападает тайком и выбирает такое время, когда

войско гуляет; припоминал подвиги Козаков над мусульманами

и давал обещание с наступлением весны отдать крымцам

надлежащий визит1. И действительно, с наступлением весны Серко

с запорожцами ворвался в Крым через Сиваш, козаки наделали

опустошений и навели большой страх на всех обитателей

полуострова и на самого хана. Возвращаясь обратно, козаки вели с

собою отнятых у татар пленников: в числе их были так

называемые <тумы> - дети христианских матерей или отцов, рожденные в Крыму во время неволи их родителей. Многие были

совершенные татары, мусульманской веры, и не знали ни слова

по-русски. В степи на стоянке, где козаки-стали пасти лошадей

и варить себе кашу, Серко объявил тумам, что если они захотят, то могут воротиться в Крым. Порядочная толпа таких тум

воспользовалась этим дозволением, объяснивши, что у них в Крыму

есть жилища, а в Русской земле нет ничего. Серко отпустил

их, а сам взошел на курган и провожал их глазами, нока они

скрылись из глаз. Тогда он сбежал с кургана, крикнул на своих

Козаков и погнался вслед за ушедшими. Он догнал их и всех

приказал побить, а потом, похоронивши их тела, перед всеми

товарищами произнес, обращаясь к побитым, такие слова: <простите, братья, нам смерть свою, спите себе здесь до страшного

суда Божия; лучше вам преждевременно умереть, чем жить бу-

сурманами и размножаться на наши христианские молодецкие

головы и на свою вечную погибель, оставаясь без крещения>.

Воротившись в Сечу, он, по козацкому обычаю, подуванил

добычу, состоявшую из множества скота и овец, и распустил на

волю освобожденных христианских пленников мужеского и

женского пола, которых повели с собою запорожцы до полуторы

тысячи. Это был, кажется, последний подвиг знаменитого

запорожского героя.

После изгнания Хмельницкого из левобережной Украины Са-

мойлович, по воле московского правительства и с совета

старшин, решил истребить городки в Украине на правом побережье

Днепра, и выселить оттуда на лев^ю сторону весь остаток на-

1 Это письмо надолго осталось б памяти малороссиян и переписывалось

летописцами в разных вариантах (Симоновский, Кратк. Опис. о Коз.

Малор. напр., стр. 5 - 8. Ригельмана. Летоп. Пов. о Мал. Росс, часть

II, стр. 167 - 170. Величко, II, 378 - 382).

352

родонаселения. Эта мысль давно уже заявлялась московским

правительством, еще до второй чигиринской войны, но теперь

ее исполнение казалось еще необходимее: оставшееся в малом

числе население от бессилия покорялось Хмельницкому, а на

правую сторону Днепра стали стремиться перешедшие оттуда

ранее, увлекали за собою других, даже коренных левобережных

уроженцев, и таким образом правобережная Украина могла снова

заселиться, но уже оставаясь под турецким владычеством. Такая

.будущность Украины не согласовалась с выгодами московской

державы. Оставлять правобережный край населенным, значило

давать Хмельницкому возможность иметь подданных, из которых

он мог набирать себе военную силу и посылать ее беспокоить

левую сторону Днепра.

Гетман отправил сына своего Семена в качестве наказного

гетмана с выборными сотнями полков Переяславского и

Киевского и с компанейцами. Воевода переяславский Неплюев

присоединил к ним царских ратных людей. 24 февраля они

подступили ко Ржищеву, где находился присланный от Яненченка

наказной корсунский полковник Трушенко и двое татарских

мурз. Татары тотчас по приближении Семена Самойловича с

козаками быстро ушли из’ Ржищева; козаки Самойловича за

ними погнались, не мало их изрубили, а шестерых взяли в

плен: те показали, что в городе Ржищеве осталось татар еще

человек тридцать с мурзами; на маслянице Трушенко напоил

их допьяна, и похмелье помешало им убежать из города; с

самим Трушенком было до восьмидесяти Козаков корсунских, деренковских и драбовских. Семен Самойлович послал Трушенку

в замок письменное убеждение сдаться. Трушенко заупрямился.

Тогда Семен Самойлович, с совета бывших при нем полковников

и полковых старшин, вступил в неукрепленный посад (место), приказал построить туры, поставить на них орудия и палить в

замок. Деревянные укрепления замка подались, козацкие пушки