Руина, Мазепа, Мазепинцы

приходится, двинулся к Нежину. Враждебные московской власти

козаки в то время добывали нежинский замок, где, запершись, сидел воевода Ржевский, и убежали, когда увидали за собою силы

Ромодановского, а за козаками вслед разбежались и нежинские

жители, и оставили <место> пустым. Ратные люди сожгли <место>.

Ромодановский двинулся к Чернигову, преследуя Многогрешного, оставленного от Дорошенка наказным гетманом. Наказный гетман

с часу на час ждал, к себе обещанной Дорошенком помощи, посылал к нему гонца за гонцом и, наконец, как он сам после

говорил, получил, уже дошедши до Чернигова, от Дорошенка

ответ: <обороняйтесь сами>.

Ромодановский с войском пришел к Чернигову; государевы

ратные люди уже зажгли крайнюю часть Чернигова, так

называемое <нове место>, и беспокоили гранатами средину, носившую

название <етаре место>. Тут Демьян Многогрешный послал Ромо-

дановскому сказать, что не будет биться и сдает Чернигов.

Ромодановский отнесся к предложению дружелюбно, выпустил

Многогрешного с его козаками, а сам вошел в Чернигов и соединился

с Толстым, освобожденным таким образом от долгой осады.

Демьян Многогрешный ушел в Седнево; там свиделся он со

стародубским полковником Рославцем или Рославченком. Между

ними был брошен первый зародыш примирения с Москвою. Оно

развилось вслед затем таким путем. В Гадяче между

малороссиянами, которых Бруховецкий держал в заточении, был родной

брат Демьяна Многогрешного, Василий; его держали в тюрьме в

Гадяче за то, что он вогнал в гроб побоями жену свою, а за

Неделю до своей смерти Бруховецкий отправил его в местечко

Веприк. Начальствовавший в Гадяче после Бруховецкого Андрей

Дорошенко призвал Василия Многогрешного к себе и велел ехать

к гетману Дорошенку, который тогда, тотчас после убийства

Бруховецкого, . шел в поход под Котельву. Но Василий Многогрешный

сообразил, что заднепровский гетман ополчается против Москвы, а с Москвою не сладит, и тогда нехороша станется с теми, о

которых откроется, что они враждовали с Москвою. Вместо того, чтоб ехать к гетману Дорошенку, Василий поехал в Никольский

монастырь, находившийся между Коропом и Сосницей, и на пути

своем в Короле съехался с Матвеем Гвинтовкою, который, по

приказанию Бруховецкого, сидел в тюрьме в Нежине, а после

убийства Бруховецкого освободился и уезжал в Короп. Оба, Василий

Многогрешный и Матвей Гвинтовка, посоветовались между собою

и нашли, что всего лучше и безопаснее вернуться на прежний

путь и помириться с Москвою. Они отправились к Демьяну в

Седнево и узнали, что Демьян так же думал, как и они. Поехали

в Новгород-Северский вместе с Демьяном; туда съехались и не-

134

которые другие старшины левобережной Украины. В том же

городе жил архиепископ Лазарь Баранович, человек очень

уважаемый не только в Малороссии, но и во всей России.

Демьян Игнатович собрал раду и говорил на ней: <Дорошенко

нас всех покинул, не присылает обещанной помощи и едва ли

следует нам на него полагать какие-нибудь надежды. Остается

обратиться к милосердию царского величества, а иначе москали

разорят весь малороссийский край и оборонять нас никто не

станет. Прежде же надобно выбрать между нами старшего, наказного

гетмана, чтоб он от всех завел сношения с Москвою>.

По известию украинского летописца, это совещание

происходило в запертом дворе, который охраняла наемная компания охот-

никоВ; служивших у Демьяна, одна из таких, которые в это время

начали держать козацкие полковники на свой счет мимо Козаков

тех полков, которых полковниками они считались. Это

обстоятельство, по известию летописца, способствовало тому, что

бывшие на раде старшины угождали самому Демьяну. Они стали

просить ?го принять на себя звание старшого. Демко

отговаривался и отказывался, по замечанию того же летописца, точно так, как старая девка отказывается от хорошего жениха. Демьян

согласился, как будто уступая воле других, хотя никто, как он же

сам, направил тогда всех по своему желанию.

Новый нареченный гетман начал носить звание гетмана Се-

верского; первым шагом его было обратиться к архиепископу

Лазарю Барановичу и просить взять на себя посредничество между

виновною, но кающеюся Малороссиею и московскою властью.

26-го сентября из Седнева Демьян Игнатович писал к

архиепископу Лазарю, что если государь изволит простить все, что

за подущением Бруховецкого случилось, и прикажет вывесть

своих ратных людей из Переяслава, Нежина и Чернигова, то козаки

со всею Малороссиею левой стороны Днепра готовы поклониться

царю-государю и служить по его указу. По этому письму Демьяна

Лазарь Баранович послал к государю Алексею Михайловичу

грамоту, сочиненную с чрезвычайно цветистою риторикою, какою

отличались все писания этого духовного мудреца своего века.

Смысл его послания к царю был таков: он просил пощады и

прощения козачеству и замечал, что <род сей (козаки) хотя

строптив, но с усердием работает, не щадя живота своего, если кому

служить захочет>. Это такой <род>, который более всего дорожит

свободою и <по нужде не воинствует>. Представляют тому пример

ляхи: пока им работали козаки, то ляхи под Хотином и в других

местах совершали славные дела, а когда ляхов оставило Войско