Руина

Как солнца луч, прорвавшийся сквозь тучи, освещает сразу всю природу, так и луч счастья, ворвавшийся в эту хату, сразу же осветил и оживил лица всех присутствовавших. Остап и Орыся окружили счастливых обрученных. Послышались горячие поцелуи, горячие приветствия, поздравления с новым счастьем, пожелания всего лучшего.

Галина, с блистающими на глазах счастливыми слезами, держала Мазепу за руку, словно не хотела и на минуту расстаться с ним.

— Когда же свадьба, Иване? Когда? Завтра, послезавтра? — спрашивала она наконец, когда прошла первая минута бурной радости.

— Ге, швыдкая ты какая, — усмехнулась Орыся, — да ведь теперь нельзя венчаться.

— Нельзя? Почему же?

— Вот, глупая! Да разве ты не знаешь, что постом нельзя венчаться?

— Так сколько же нам еще ждать, Господи! Целых четыре недели?

— Нет, еще больше, целых пять.

— Господи, что ж это такое, Иване! Опять нельзя… — Галина обернула к Мазепе свое печальное лицо. — Нет, видно, никогда уже не дождаться мне счастья… никогда… никогда…

Губы Галины задрожали.

— Ну, чего же ты журишься, дытыно? — обратился к ней ласково Мазепа. — Больше ждали — меньше ждать осталось. Да и что может теперь нам помешать? Ничто на свете. Вот и мать прислала свое благословенье! Пост пройдет, тогда и свадьбу сыграем.

— Ну, да и погуляем же мы тогда! — вскрикнул весело Остап. — А теперь, Орысю, принеси-ка нам найлучшего меду, надо выпить на радостях да кинуть лихом об землю. Хай ему цур! Довольно уже седлало оно нас.

— Сейчас, сейчас! Для такого случая всего достану!

И Орыся побежала в погреб доставать наилучшие напитки и снеди. Вскоре на столе появились всевозможные миски и фляжки. О радостном событии узнали и Кочубей, и Гордиенко, и хата Остапа наполнилась дорогими гостями.

За столом закипела веселая беседа. Все поздравляли жениха и невесту, желали им радости и счастья в новой жизни, а женщины беспрерывно ласкали Галину. Она была так хороша в своей тихой радости, что невозможно было смотреть на нее без улыбки.

Друзья чувствовали себя так легко и весело, словно за пределами этой хаты не бушевали грозы бурной жизни. Усталым от постоянной тревоги душам хотелось хоть на мгновенье отдохнуть и забыться, и счастливая минута сплотила всех.

— Теперь уже мы никогда, никогда не расстанемся с тобою, Иване, — обратилась к Мазепе Галина, заглядывая ему в глаза своими сияющими от счастья глазами.

— Никогда, дытыно. Вот только разве когда война…

— Нет, нет! Я и на войну пойду с тобою разом!

Присутствовавшие улыбнулись.

— На войну, голубко, жинок не берут, — возразил Мазепа.

Лицо Галины омрачилось.

— А война будет?

— Будет…

— И скоро? — произнесла Галина уже совершенно упавшим голосом.

Мазепа промолчал.

— Э, да когда б уже скорее, — произнес с досадою Кочубей, — потому что с такими союзниками и ожидать, так…

Он не докончил и только с досадою махнул рукой.

— А что такое? — спросили разом Остап и Мазепа.

— Д–да, что ж… то, чего и следовало ожидать. Сегодня только в Чигирин вступили, а уж следом за ними люди с жалобами прибежали: шарпают околицы, хватают женщин и детей. Эх! Что уж там говорить! Горе, да и горе!

Разговор прервался. Всем стало как-то не по себе. На минуту тяжелое молчание водворилось в комнате. Но инстинктивное желание отдохнуть душой было так сильно во всех присутствовавших, что тяжелое впечатление слов Кочубея было скоро забыто. Снова заходили пенистые кубки и закипела дружеская беседа, которая то и дело возвращалась к предстоящей свадьбе Мазепы и Галины; все говорили о ней, как о решенном событии.

А между тем судьба готовила всему иной конец.

Не прошло и двух недель со времени появления в Чигирине первых турецких отрядов, как к Дорошенко пришла грамота от султана, в которой султан объявлял Дорошенко, чтобы тот немедленно выступал из Чигирина со всеми своими войсками и с прибывшими турецкими отрядами, так как турецкое войско уже переправилось через Дунай и идет по берегам Днестра.

Галина еще ничего не знала об этом известии. В этот день она была так весела и счастлива, как уже давно не бывала. Пятая неделя уже близилась к концу, и, таким образом, до венца оставалось всего только три недели. В головке Галины сложилось убеждение, что когда они обвенчаются с Мазепой, тогда уже их никто не сможет разлучить, а потому она с особенным нетерпением ожидала свадьбы и с восторгом провожала каждый уходивший день.

Колокол звонил уныло и протяжно, призывая христиан к вечерне, но вечернее солнце еще стояло на горизонте. Галина и Орыся собрались в церковь. Они уже вышли из сеней и хотели было повернуть направо, как вдруг их окликнул знакомый голос. Подруги оглянулись и увидели быстро подходившего к ним Мазепу. Что-то особенное почуялось Галине во всей его наружности. Она бросилась к нему навстречу.

— Что случилось, Иване? Опять несчастье, горе!?

— Нет, нет, голубка, успокойся… ничего! — отвечал Мазепа, сжимая ее холодные руки в своих теплых руках.

Но эти слова еще больше взволновали Галину.