Руины

Автобус выехал почти пустым, но по мере движения через город в него набились люди. В конце концов, пришлось уступить место тетке с плетеными корзинами. Эти корзины потом были везде. Они сбивали с Андрея шапку, царапая кожу на голове, они толкали его в бок, впивались в ноги. Изогнувшись, повиснув одной рукой на поручнях, он проехал всю дорогу, не видя ее за горами корзин. Но, когда автобус загрохотал по мосту, проделал щель между прутьями корзин и увидел бледную стену старой турецкой крепости.

В этой крепости когда-то жила гигантская жаба-людоедка. По ходам катакомб она пробиралась в город, по трубам канализации – в квартиры и там жадно пожирала маленьких детей.

Катакомбы были под всем городом. Кто их вырыл – неизвестно, но иногда в городе проваливался под землю то трактор, то автомобиль, и все бежали смотреть на открывшийся новый лаз. Часто в катакомбы уходили экспедиции мальчишек. Случалось, кто-то не возвращался. Поэтому все вновь открывшиеся лазы взрослые спешно закидывали мусором и бетонировали. Но где-то за городом находился новый лаз, и в нем опять исчезали мальчишки.

Однажды они сидели на краю одной из таких дыр, и Рыжий, поплевывая в нее, сказал:

– Раньше оттуда доносились такие крики: «а-а-а-а…» – высоко и с хрипом закричал он.

Все посмотрели в темноту дыры.

– Я знаю, – сказал Женька Бехтерев. – Мне отец говорил. Это молдавские большевики, которых замучили румыны.

– Не-е-е, – сказал Рыжий. – Это гайдуки, которых турки вешали на крюк за ребра.

– А еще им отрезали яйца, – сказал Андрей, считая себя самым начитанным. – И растягивали на колесе. Колесовали. Я знаю, – сказал он. – Я читал.

Андрей хотел еще рассказать из того, что вычитал про гайдуков, но тут все услышали протяжный звук, который родился в недрах катакомб и креп, приближался, и вдруг рванулся снизу к ним в лица…

– А-а-а…!!! – хрипло и жутко взвыло из-под земли. – А-у-а-у-а….

Андрей вышел из автобуса и тут же, неподалеку, сел на скамейку покурить. Надо было придумать, куда девать чемодан. Таскать его за собой или сунуть в камеру хранения? Неизвестно, приютят ли его? Должны бы приютить, но все-таки…

Рядом на скамье сидел старик в смушковой папахе и драповом пальто, из-под которого виднелась расшитая черным узором белая овчинная телогрейка. Несмотря на седую недельную щетину, старик сильно напоминал кого-то. Он искоса присматривался к Андрею, потом спросил:

– Кыт’е оара?[3]

Андрей молча показал глазами на висящие на бетонном столбе, поддерживавшем навес, часы.

Старик еще что-то спросил. Андрей не расслышал, да и все равно не понял бы.

– Ну штиу[4], дед, – сказал он.

И вдруг вспомнил, как звучит «дед» по-румынски.

– Не супранте[5], барбарь[6], понимаешь?

Потом встал со скамейки и прошел мимо деда в здание автовокзала. Там, на втором этаже должна была быть столовая.

В столовой подавали кальмары. Все, что местные повара сообразили с ними сделать, это – вырвать ноги. Кальмары так и лежали на тарелках – неразрезанные, с торчащими хордами, едко фиолетового цвета оттого, что их варили вместе со шкурой.

Стоя в очереди, он попытался объяснить раздатчице, что нормальные люди, перед тем как что-то готовить, обрабатывают продукт. Иначе, объяснял Андрей, его нельзя потреблять в пищу. Его обругали. Женщина, которая опрометчиво взяла кальмары, посмотрела на Андрея и на раздатчицу, и положила тарелку обратно. Повариха хлобыстнула половник в кастрюлю, обрызгав покупателей желтым соусом, показала из распахнутого халата злой атласный лифчик, и ушла. Покупатели поглядывая на кассиршу, стали бубнить. Та сидела, сердито сдвинув красивые черные брови, но признаков раздражения не проявляла. Она была молодой и красивой – черная прядь кокетливо завивалась за маленьким розовым ухом – и еще не успела возненавидеть покупателей.

Скоро пришла другая раздатчица. Убрать кальмары они и не помышляли.

– Хорошо, хоть сварить додумались, – сказал Андрей кассирше.

Взял рубленную свиную котлету с макаронами и два стакана какао.

– Почему у вас нет мамалыги? – спросил у кассирши. – Я двадцать лет мечтал поесть мамалыги. И брынза! Ее у вас тоже нет. Это очень странно.

– Не знали, шо ты придешь! – закричала новая раздатчица. – Если б знали, то купили бы на базаре и брынзу, и мамалыгу, и хрен тебе с маслом.

– Дура, – устало сказал Андрей.

На самом деле ему хотелось вовсе не мамалыги. Он, действительно, иногда мечтал о ней – горячей, с подсолнечным маслом и мелко раскрошенной брынзой, с баклажанной икрой, сдобренной луком и кусочками помидоров. Но сейчас неожиданно пришло острое желание бесхитростных цеппелин. Он бы много отдал, чтобы появилась возможность заказать кружку пива, стакан сметаны, и порцию цеппелин. И больше ничего не надо. Только несколько тонких ломтиков черного кисло-сладкого хлеба с тмином. И больше ничего.

Он ел жидкую котлету из рубленого сала и думал; вот я сижу тут, и есть у меня немного денег, и все здесь вроде не чужое мне, но что же мне так тоскливо?