Руины Арха

Катя подпрыгнула, отшатнулась ко мне, я поймал.

– Зараза! – выругалась.

– Красота требует жертв, – изрек я невозмутимо. – Порой даже очень буквально.

Как и думал, между нами и зарослями – стеклотина. Песчинки увязли, перед нами возникла серая мутная гладь, словно потускневшее зеркало, которое давно не отражает.

– Чувствовала же дура, что-то не так, – процедила Катя. – Не бывает ультравы так много, а все равно клюв разинула как клуша.

– Заросли настоящие, только не здесь. Стеклотина показывает коридор, куда жертве хочется попасть. Устоять нелегко.

– Давай вернемся.

– Разумно.

И мы пошли к туннелям, которые морозавр сделал храмом кристаллов и зеркал. Под стук шагов наслаждаюсь ощущением себя каменной стеной, за которой красивой девушке не стыдно спрятаться. Глупый пацанский инстинкт, а все равно приятно. Прав Дарвин, обезьяны мы, хоть и в галстуках.

Из размышлений на тему собственной крутизны вывела странность, с каждым шагом ее все труднее игнорить. Помню, что после снежных коридоров мы прошли пару туннелей. А сейчас прошагали не меньше пяти, а проема, белого и пухлого от ледяных наростов, в пеленках морозных облаков, все нет. Храню уверенность снаружи, грудь колесом, взгляд орлиный, но сердце бьется чаще обычного, и Катя чувствует.

– Влад, мы уже должны были…

Она не договорила. И так ясно. По виску течет капля, сердце долбит как поршень отбойного молотка. Стоило событиям пойти не по плану, и плиты моей стены полопались как мыльные пузыри, за ними не то что Кате – мухе не спрятаться. Но упрямо веду девчонку за собой, хотя бы сохранить иллюзию, что все под контролем.

– Как? – спрашивает она дрогнувшим голосом. – Как мы заблудились? Я же помню…

Вот и я в панике задаю себе то же. Но в глубине души ответ знаю, просто боюсь признаться. Борис предупреждал, Руины постоянно меняются. Если вернуться на десяток коридоров, можно не узнать, поэтому занудно советовал не отдаляться от лагеря. Но бдительность со временем затупилась, ведь регулярно отдалялись, например, в туалет, и ничего…

Но здесь как со СПИДом. Достаточно раза. И хоть заоправдывайся, что с предыдущими девяносто девятью бабами все было норм.

Я прихлопнул на шее комара, болючий, скотина.

Мысль, что навсегда остались без Бориса, всколыхнула сознание, но вовремя вспомнил, что теперь мы не дети, под строгим сенсейством Бориса взматерели, теперь есть неплохой шанс выжить, наших мозгов все же хватило взять с собой снаряжение. Я стиснул ремень, что держит на спине плазму, губы сжались в злую нить.

Хлоп! Катя даванула комара на тыле ладошки.

Я вдруг заметил, что хруст песка и каменных зерен под подошвами обрел неприятную примесь, будто наступаю на что-то склизкое, скользкое, я придержал Катю, мы не поскользнулись только потому, что ухватились друг за друга.

Приподнимаю ботинок, взглянуть на подошву.

Протектор влажный, блестящий, черно-серая грязь, из нее торчат сотни комариных крылышек.

Лишь сейчас я обратил внимание на соседние плиты, на стены и потолок во всем туннеле.

Комары. Целые поля комаров, плотные, как ковровый ворс, на каждой плите густая щетина мелких тварей, серых как плиты, поэтому не разглядеть, если не сконцентрироваться. Весь коридор в сером мхе насекомых. И если эта масса сорвется с камней разом, хлынет на нас…

Крадемся назад, как по заминированной земле, по своим следам, где сверкает давленная комарья каша, стараясь не задеть комариков, что по берегам отпечатков. Носатые вампиры-одиночки бзыкают вокруг нас, кусают, боль как от пчелиных жал, но не давлю, боюсь спровоцировать всю эскадрилью.

Опора под ногами резко просела, Катя вскрикнула, проваливаемся, пальцы инстинктивно хватают воздух вокруг, уцепились за что-то, картинка перед глазами дернулась и замерла, покачивается. Я повис на сухом корне, он растет из стены, а на ноге висит, как на лиане, Катя.

Плитопад отгрохотал, и ногу отпустило, Катя спрыгнула, тут невысоко, сползаю по корню, кулаки сжимают конец, и я тоже спрыгиваю.

Мы в зале высотой в два этажа, площадью со школьный спортзал, глухо как в танке, если не считать люк в потолке, откуда мы упали. Над дырой уже клубятся жужжащие тучи, разбухающие шары насекомых, тесня друг друга, вдавливаются в темный каменный капкан.

– Бежим!

Я рванул Катю за руку, утягивая вглубь. Остановились в центре.

– Тупики везде! – паникует она.

– Поправимо.

Со спины в ладони спрыгивает плазмаган, предохранитель щелчком благословил, комариный гул вжимается в стены ревом реактора. Нажатием на гашетку срываю с поводка красную змейку, она разрывает дальнюю стену, словно крысу на кровавые ошметки.

Под потолком пелена комаров, вот-вот накроет смертельным смогом. Мы рванули к горячей пробоине, когда осколки взрыва еще не отстреляли, но к нашему ужасу из свежей дыры вслед за бутонами огня повалили еще более тяжелые и завывающие тонны комаров!

Пятимся, страх вертит нас в центре зала, мозг в осаде понимания: весь каменный ящик утоплен в комарое как «Титаник» в пучине океана. Сейчас сомкнется кровососущий купол, одежда утыкана сотнями маленьких злых поршней.

– Катя, смотри!