Руины Арха

– На арене. Победил четырех рабов. И культиста. Все, кто ставил против меня, потеряли кучу денег и, как понимаешь, возненавидели. Впрочем, ставившие на меня, обогатились, так что баланс кармы в целом сохранился.

– Офигеть. И что, не проиграл ни разу?

– Если бы проиграл, с тобой бы щас не разговаривал. У тамошних чемпионов счетчик поражений равен нулю, ибо драка до смерти.

Челюсти от жевания отвлеклись, мозг занялся перевариванием инфы, гляжу на Бориса, на его невозмутимость, бодрый настрой.

– И ты вот так спокойно убивал? Ну ладно, хрен с ним, с культистом, туда ему и дорога, но рабы… Они такие же, как мы!

– Да как сказать… Видок у них был далеко не пацифистский. У трех из четырех минимум одна победа на арене. И во всех четырех битвах первыми нападали они. Выбор был как на войне: либо я, либо меня.

– Черт. Лучше уж на ферме…

– И не надейся, герой. О тебе уже слухи разлетелись. Мало того, что Хрящу рожу сломал, но это ладно, невелика птица… Но что Лауру прям на грядках осчастливил! Чувак, ты теперь хошь не хошь знаменитость.

Я скис.

– Серьезно?

– Знаешь, какая у Лауры репутация? К ней даже свои, людоеды из ранговитых, подкатывать боятся. Залезть к ней под юбку – это как ушатать Гюнтера. В общем, забудь о ферме. Сегодня тебя поведут на арену. И ладно бы только это…

Я похолодел.

– Что еще?

– Говорят, тобой заинтересовалась Клыкопатра.

Сглатываю.

– Мне уже дурно от одного имечка.

– Верховная жрица культа. На ней, как на Атланте, все религиозное небо этой системы. Ведет обряды в ритуальном зале, читает проповеди, воодушевляет… Символ. Но власти у нее мало, культом правит военачальник Харальд. Как бы подчиняется жрице, советник, но по факту вся военная мощь культа в его когтях. Говорит жрице, куда вести стадо, а та облекает его приказы в религиозные проповеди, мол, так угодно Арху. Но ладно, в нору политику. Главное, какое у Клыкопатры прозвище…

– Какое?

– Черная Вдова!

Никогда бы не подумал, что пожалею о своей догадливости.

– Та, что жрет самцов сразу после спаривания? – зачем-то уточнил я. Будто надеялся, Борис опровергнет. Наивный.

– Она. Узнала о твоем подвиге с Лаурой. Вникаешь, к чему дело идет?

– Твою ж материю!

Я распластался по полу в позе Христа на виселице, взгляд уперся в тупик потолка, мозг рассылает в космос один вопрос: за что?

– Симпатичная хоть? – спросил я робко.

Ага, нашел о ком. О главной людоедше.

Борис отвернулся, пальцы скребут затылок.

– Ну, как сказать… Гюнтера помнишь?

– Так, все, не продолжай.

Борис сторонник того, что одни скверные обстоятельства могут сделать другие не такими уж скверными. Поэтому после фрикаделек начал скармливать мне вареные яйца плитожуков. Разумеется, я взбунтовался, но Борис пригрозил рукоприкладством. И ведь приложит, не сомневаюсь.

– Давай, давай, ты вчера пахал как бык, нужны силы, – меняет он кнут на пряник. – Для новых свершений. От них никуда не деться, будь уверен. Без сил на арене башку снесут в первом же раунде.

Пришлось сожрать до последнего зернышка. Теперь участь быть сожранным Клыкопатрой такой уж страшной не кажется. Бывают вещи страшнее, убедился только что.

Миски опустели, фляга осушена. Сижу у стены, локти на коленях, голова на предплечьях, как на полке. В душе погано.

– Ты чего? – слышу Бориса.

– Я скотина. Трахнул людоедку…

– И что? Ну подумаешь, челюсти как у акулы. Ниже головы бабы одинаковые.

– Она каннибал, не понимаешь? Людей жрет. Детей, младенцев… А я ее трахал. И кайф ловил, гад! Хотя… просто был злой. И уставший. Осточертело. Драл ее и воображал, как бью весь этот сброд из пушки.

– Пушка твоя в норме.

– Да ну тебя!

Но Борис опять угощает пинками, вынуждает встать, пустить в ход кулаки. Исход предвижу, потому ограничиваюсь переходом в вертикальное положение.

– Боря, если не отцепишься, блевану на тебя этими гребаными яйцами. Тошнит от них, один легкий тык в живот, и душистый фонтан обеспечен.

– Тоже мне, напугал. Вечером скажешь спасибо. Если тебя, конечно, не убьют. А будешь капризничать, убьют точно.

– Чудно. Хоть в могиле от тебя отдохну.

– Могилы не будет. Со свежей человечиной здесь поступают иначе.

– Черт…

– Прямо там, на трибунах… поступают. Кому печень, кому палец, кому кровь, слизывают прям с арены.

– Твари!

– Но я вчера, на твое счастье, не только на всякое непотребство смотрел, но и кулаками махал. Освоил от врагов полезные приемчики, так что, если не хочешь стать десертом для толпы гурманов…

Сбежать я не мог, пришлось подчиняться. Тело сопротивлялось, ныло, кричало, больно ему, неженке, особенно после вчерашнего, и я полностью согласен, но пойди объясни этому Оби-Вану, приспичило преподать урок юному джедаю. Если бы каждый удар по мне и впрямь был лазерным мечом, я был бы уже нашинкован в салат.

Когда за нами пришли сопроводить на арену, я уже запыхался как конь. Самое время высосать корыто воды и рухнуть замертво до следующего дня, но все только начиналось. Однако мышцы ныть перестали, болевая чувствительность после бури хлестов, тычин и падений дала сбой.