Руины Тиррэн Рина. Пламя на углях (СИ)

— Как ты? Квэарр сказал, что ты делился своими жизненными силами с Вардом, пока мы были в гроте, — он присел на соседний камень, задав вопрос скорее из желания отвлечься от страшного зрелища, нежели от искреннего интереса. В голове было звонко-пусто от всё ещё не пришедшего осознания того, что они выбрались из плена, того, что сам он не погиб, и что этот Забирающий, Тамерзар, поможет Нэссу, за несколько дней ставшему вдруг не то чтобы очень близким… Просто привычным, единственным, кто проникся к нему хоть каким-то сочувствием. Рэт не мог сказать, что любил жалость к себе, что сам хотел себя жалеть, но это лезло откуда-то изнутри, вместе со скопившимся за грудной клеткой холодом грота. Нэсс был тем, кто не дал этому холоду выморозить его всего. Пусть и не осознанно большую часть времени, но он помогал ему… И Рэт был признателен тёмному, признателен отчаянно, так, как не должен быть признателен тёмному Светлый.

Хотелось обернуться, чтобы вновь увидеть его, чтобы убедиться, что он всё ещё жив, но Рэт почему-то не смог.

— Я скоро восполню все потраченные силы, благодаря зельям Фирэйна. И… Держи — это для тебя. На некоторое время насытит организм и утолит голод. На вкус оно мерзкое, конечно, но не хуже затхлой воды, — Зенор достал из сумки, стоящей у него на коленях, такую же, как и у себя, пузатую склянку и протянул ему. — Меня больше волнует Вард, — он отвернулся и вперил взгляд в фигуру лекаря, крутящегося вокруг лежащего горного жителя.

Продолжил Зенор лишь через несколько секунд:

— Что с ним теперь будет?.. Нет, он не может умереть! — он яростно мотнул головой, избегая сочувственного взгляда Медузы, и сжал кулаки. — Он должен выжить! Он не может уйти, не теперь, когда плен уже позади! — вспышка гнева закончилась так же внезапно, как и началась. Зенор поник и жалобно вопросил: — Госпожа же не может оставить нас сейчас, когда уже прислала за нами Тамерзара? Она ведь не может теперь забрать его навсегда…

— А она может его забрать?.. Разве она не воскрешает каждого тёмного после его смерти? — Рэт уцепился за эту фразу, вырываясь из своих мыслей. Его представление о тёмных вновь ломалось, превращаясь в одну невообразимую какофонию.

Сначала он узнаёт о том, что они, вопреки всеобщему мнению, не жуткие убийцы и садисты, творящие беззаконие, а лишь воины своего демиурга, ничем не хуже наёмников, и что им не чужды дружба и сострадание, а теперь оказывается, что они не так уж и бессмертны. Всё это, конечно, со слов самих тёмных… Но что же тогда отличает их от обычных существ, населяющих Странный мир? Лишь то, что их божество не вписывается в привычные рамки и не представляет собой светлого, лучащегося солнцем Сириона, за которого проливается столько же, если не больше, крови или невесомую, живущую на облаках Клоис?

— Нет, Рэт. Мы оживаем, лишь пока верны ей, пока нужны ей, пока слушаемся её и исполняем её приказы. Госпожа справедлива, но всегда сама решает, достойны ли мы вновь вернуться к жизни, и никакие мольбы не изменяет её приговор, если она уже вынесла его. Если она решает отправить нас на перерождение, то мы приходим в мир уже беспамятными младенцами. Неизменно лишь одно — рано или поздно мы все вновь возвращаемся в Чёрный Совет, потому что даже беспамятство не может стереть с нас отпечаток Госпожи. Однажды прикоснувшись к одному из Семерых, уже невозможно забыть его. Многие из нас по своей воле отправляются на перерождение, чтобы прожить жизнь заново в новом теле, очищенном от боли прошлой жизни, но я не готов к этому. И Вард тоже, он ведь ещё младше меня… Ему даже тридцати нет, что это для горного жителя!

Почему он рассказывает это? Разве это не тайные знания, которые должны быть известны лишь выходцам из Чёрного Совета? Нет, внезапно понял Рэт. Не тайные. Просто никто не будет слушать тех, кто служит Смерти, и принимать их слова на веру. Он и сам-то верит с трудом… Но кому ему верить вообще? Почему не попытаться хоть на секунду представить, что слова его пленителей — не ложь?

— Мы, руссы, тоже перерождаться. Когда мы умирать, мы уходить к отцу Океану. Он мы возвращать, как вы Госпожа, и мы рождаться снова, но быть другие и не помнить. Я не бояться умирать, но я ещё мало видеть в мире, — Белая Медуза пожала плечами, легко влезая в диалог, а затем обернулась к Рэту, открыто смотря в его лицо сияющими глазами, — а что происходить с эльфы, Солнечный Ветер? Вы тоже возвращать?