Руины веры

Стыжу себя за такие мысли. Какими бы детьми они ни были, они пережили уже столько, сколько выпадает на долю не многим взрослым. И они верят Кесседи. Значит, все сделают.

— Гил не говорил, что за бомбы? — спрашиваю, уже обуваясь. — Детонатор с таймером? Или дистанционный запуск?

Райан выбирается из-под одеяла с видимым усилием. Трет лицо.

— Пока нет, — отвечает. — Думаю, сейчас пойдем и все выясним.

— Хорошо бы с таймером, — рассуждаю. — Если дистанционно, могут взорвать, когда сюда нагрянет СБ.

Кесседи не разделяет моих опасений.

— К тому времени, бомбы уже снимут с наших. И это будут проблемы СБ.

Чему меня научили последние события, так это тому, что все проблемы СБ — это наши проблемы. Не спорю. Может, зря нагнетаю.

Райан одевается гораздо быстрее меня. И уже через несколько минут мы вместе спускаемся под лестницу.

Гил встречает еще в коридоре. Довольный. Сияет, как новогодняя лампочка. Он тоже рад все это закончить, получить награду и отделаться от нас.

— Заходите, — распахивает дверь кабинета. — Вот, — делает взмах рукой, словно фокусник. На столе лежат пять рюкзаков. — Все готово. Вручишь всем по одному. Велишь не открывать. Послушаются? — пристальный взгляд впивается в Кесседи.

— Послушаются, — отвечает уверенно.

— Вот и хорошо, — террорист удовлетворен ответом. — Запуск дистанционный, — напрягаюсь. Опасения подтверждаются. — У нас есть доступ к камерам на выбранных объектах. Как только увидим, что твои парни на месте, даем запуск.

— А им что сказать? — спрашивает Райан. — Что это?

Гил готов к ответу:

— Скажи, что ценный груз. Контрабанда. Якобы их встретит человек и заберет груз. Пусть ждут, пока к ним не подойдут.

Хочется зажмуриться. Сколько человек Коэн привел так в Верхний мир? И все они шли с «ценным грузом». Ждали курьера, который так и не пришел.

— Хорошо, — соглашается Райан. Протягивает руку к ближайшему рюкзаку. Останавливается. — Это безопасно?

— Абсолютно. Не взрываются от удара. Только через пульт, — заверяет Гил. Нет причин ему не верить. Он опытный террорист.

— Хорошо, — повторяет Кесседи. Сгребает рюкзаки. Сжимает лямки в кулаке. — А что с нами? — легкий кивок в мою сторону.

— Затеряйтесь где-нибудь, — говорит Гил. — Начнется шумиха. Дороги перекроют. Флайерам тоже запретят заходить на территорию столицы. Переждете до завтра, потом идите на обычное место встречи. Мы вас заберем. В полдень, — стреляет глазами в мою сторону: — Как будете делить награду, разбирайтесь сами, — намек Кесседи, что пора бы со мной разделаться.

— Разберемся, — обещает Райан.

— Тогда лады, — Гил расплывается в улыбке. — В добрый путь. Сантьяго уже вывел флайер. Собирайтесь.

Райан кивает, и мы выходим из кабинета со смертельной ношей.

48.

Проклятые напряжены, но, кажется, не вызывают своим поведением подозрений. Они и должны быть взволнованы, им же поручили важное задание — доставку ценного груза.

Этот полет кажется мне вечностью. Прижимаюсь лбом к холодному стеклу. Закрываю глаза.

— Это мне? — растерянно спрашивает дядюшка, рассматривая свой портрет, выполненный в черно-белых тонах.

Он очень похож на человека, изображенного на рисунке. Вот только улыбка другая. Мужчина на портрете улыбается слишком широко. Слишком жизнерадостно. Квентин так не умеет.

— Конечно, тебе, — смеется девочка. — Это же ты!

Дядюшка крутит рисунок в руках. Склоняет голову то вправо, то влево. Прищуривает оба глаза по очереди. Всматривается.

— Совсем не похож, — выносит вердикт.

— Похож, — спорит юная художница. — Только улыбка не твоя. Но мне очень хочется, чтобы ты научился смеяться.

— Ну, это вряд ли, — отзывается дядя. — Но спасибо.

Девочка внезапно повисает у него на шее. Целует в щеку.

— Ты лучший дядя на свете! Я тебя люблю!..

Смаргиваю слезы. Хорошо, что у моей кепки широкий козырек.

Девочка любила рисовать. Она даже ходила в художественную школу. Мир казался ей прекрасным и удивительным. Девочка не умела рисовать реальность. Она всегда приукрашивала действительность и изображала то, что хочет видеть. Как в портрете дяди.

Интересно, он выбросил этот листок, стоило ей выйти за дверь?

Девочка. Столько лет она была мертва. И мне легко удавалось четко разграничивать себя и ее. Она — умерла, я — живу. Теперь все слишком сложно. Больше не знаю, кто я. Точно не та девочка, но больше не могу отрицать — я была ей. А кто теперь — это слишком сложно даже для меня.

Флайер идет на посадку. Встряхиваюсь. Не время для меланхолии.

Выходим. Сантьяго взмывает ввысь.

Все. Мы предоставлены сами себе.

Проклятые замирают, ожидая команды. Жадно заглядывают Райану в глаза.

Кесседи вставляет наушник в ухо. Тоже замираю. Если Коннери обманул, и обратной связи не будет…

Но опасаюсь зря. Лицо Райана расслабляется.

— Да, на месте, — говорит невидимому собеседнику. — Хорошо. Отпускаю, — кажется, пока на этом эфир закончен. Поворачивается к банде: — Вас ждут. Идите… — пауза. — И я в вас верю.

Кесседи молодец. Им нужно это услышать. Лица светлеют. Спины выпрямляются.