Руины веры

— Случайно, — повторяю рассказанную ранее главарю версию. — Я сбежал от законников, наткнулся на Мыша, он предложил пойти с ним. Так вышло.

На этот раз Райан молчит дольше. Сидит, смотрит куда-то вдаль и барабанит тонкими пальцами по колену в штанах цвета хаки.

— Значит так, умник, — говорит предельно серьезно, — если ты хочешь что-то знать, я тебе скажу. Но я уйду прямо сейчас, если ты продолжишь рассказывать чушь о побеге, — сглатываю, пытаюсь не подать вида, что мое сердце ухнуло куда-то под крыльцо. — В тебе веса килограмм сорок, — на самом деле меньше, молчу, — ты отбился от охраны? Улизнул? Сбежал? Трави свои байки кому-нибудь другому.

Собираю волю в кулак, чтобы голос прозвучал уверенно.

— Фред мне поверил.

Морщится:

— Фред верит только в одно: что самый умный. Ты убил Сида, и он захотел тебя к себе в банду. Все остальное пропустил мимо ушей, — на подобную откровенность мне не хватило бы наглости даже надеяться. — Не радуйся, — отрезает, что-то прочтя в моем лице, — он сомневался в тебе, спрашивал, стоит ли брать тебя на дело, не шпионишь ли ты, не ведешь ли себя странно.

— И что ты сказал?

— Что я сказал? Дай подумать, — демонстративно чешет затылок. Издевается. — Я сказал: “Фред, очнись, этот парень врет как дышит. Кричит по ночам, ведет себя странно, а еще он явно из Верхнего мира”. А Фред сказал: “Отлично, он нам подходит”.

Мы оба знаем, что Райан сказал Коэну совсем не это, иначе меня бы здесь не было. Вопрос “почему” решаю пока оставить при себе.

— Как ты узнал, что я из Верхнего мира? — спрашиваю другое.

Пожимает плечами, перестает ёрничать.

— Это видно. Ты жил здесь, и довольно долго, чтобы научиться выживать. Но воспитание Верхнего мира заметно. То, как ты говоришь, как думаешь. Если ты сам успел пожить и там, и тут, все становится очевидно. Посмотри на Курта, на Рыжего. Они неплохие парни, им несвойственна чрезмерная жестокость, но вчера они оба не увидели ничего такого, когда Фред предложил им пойти и изнасиловать женщину. Достаточно было посмотреть на твою реакцию, чтобы сделать выводы. Если бы я не понял раньше, то догадался бы вчера. У тебя было такое лицо, будто тебя или сейчас стошнит, или ты кого-нибудь пристрелишь.

Сижу, кусая губы.

— Коэн решил, что все дело в том, что я или гей, или девственник.

— Возможно, и то, и другое, — заявляет совершенно серьезно, и по тону ясно, что будь я хоть гермафродитом, ему плевать. — Но твоя реакция была такой не поэтому. Тебя иначе воспитывали, ты видел, что такое нормальная семья и нормальные отношения. Ты видел, как женщины отдаются по симпатии, а не из страха, — постукивает пальцем себе по лбу чуть выше переносицы, — это вбито тебе в голову с пеленок.

— А… — голос подводит, откашливаюсь. — А ты?

Невесело усмехается:

— А мне тоже.

Мы замолкаем. Райан снова закуривает. Мне кажется, он курит, когда не знает, куда деть руки, и когда приходится вот так сидеть без дела.

— Об этом я и спрашиваю, — снова заговариваю. — Почему ты с Коэном? Тебя же тошнит от него не меньше, чем меня, — рискую, раскрываясь. Моя вера в людей давно превратилась в руины, но здесь и сейчас с этим странным парнем чувствую себя в безопасности, как бы глупо это ни было.

— Это ты интересуешься или твои работодатели? — спрашивает так же прямо в ответ.

Бесполезно врать и доказывать, что ни на кого не работаю. Райан давно все понял. Тем не менее, пытаюсь извернуться:

— Ты так говоришь, будто “работодатели” есть и у тебя, — и это бы многое объяснило.

Закатывает глаза, криво улыбается:

— Мой единственный работодатель — это Фред. И мне его одного хватает по горло, — поворачивается ко мне вполоборота. — И, раз уж тебе приспичило пооткровенничать, может сам скажешь, СБ решили иметь “своего человека” во всех бандах Нижнего мира, или Проклятые особенные?

Сердце пропускает удар. Он не знает! Знал бы про теракты, сразу бы понял, зачем я здесь… Прихожу в себя. Или хочет заставить меня поверить, что не знает. А мне просто чертовски хочется надеяться, что смерти невинных людей — дело рук одного Коэна.

— Может, и всех, — пожимаю плечами.

Кесседи принимает мой ответ и не допытывается. Говорит другое:

— Я уже упоминал, что среди нас был парень, который все время что-то вынюхивал и задавал много вопросов, отлучался не пойми куда? — придушенно киваю. Мы говорим о “пугале”, о ком же еще. — Он не был “верхним”, но шпионом — это точно.

— Ты сдал его Коэну? — горло перехватывает. Что, если эта откровенность, чтобы сейчас за моей спиной распахнулась дверь, и вышел Коэн, а Райан победно провозгласил: “Вот видишь, я же тебе говорил! Теперь ты все слышал сам”?

Но дверь не открывается, из барака не доносится ни звука, мы с Кесседи тут одни.

— Фред бывает слепым, но он точно не идиот, — отвечает. — Он заподозрил сам. А потом придумал мне срочное поручение, так, что я не смог выкрутиться и отказаться, не затевая скандал, а сам расправился с парнем, — пауза. — Жестоко, даже для Фреда.

Снимок “пугала” снова встает перед глазами. Пожалуй, такое зрелище не забывается. Мне кажется, оно навсегда отпечаталось у меня на сетчатке.