Рук (ЛП)

По-видимому, вчерашний Мерс был полной херней. Но он сам его хотел. Он сам прислал мне точный адрес, где тот находился. Джерико использует ноготь на своем мизинце, чтобы почесать уголок рта, сильно хмурясь. Он сыплет ругательствами себе под нос, используя такие слова, которые заставили бы покраснеть даже бывалого моряка.

— А как насчет пари? Все или ничего, мой друг. Почему бы не поднять ставки.

— Нет, спасибо. Я хочу получить те двадцать штук, что ты обещал, — я уже выучил свой урок с Джерико. Он никогда не предлагает пари, в которых не смог бы одержать победу. У всех его монет две стороны. Все его карты крапленые. Если бы я покупался каждый раз на пари, когда он мне предлагал, то я бы был самым бедным угонщиком территории трёх штатов.

— Так уж и быть. Двадцать, — говорит он. — Но говорю тебе сразу, если я прогорю на этой малышке, я приеду к тебе за бабками. А у меня нет никакого желания тащится на автобусе в Бруклин, придурок. Так что имей в виду, — несмотря на его роль в качестве механика и бывалого продавца тачек, Джерико ненавидит водить машины. Он предпочитает сидеть на заднем сидении автобуса, не смотря на то, как далеко ему нужно было добраться, и обычно дремать с открытым ртом и, по крайней мере, дважды пропускать свою остановку. В этом мужчине отсутствует всякая логика. Не важно, сколько раз я попытался убедить его, что более эффективно использовать одну из тачек, что простаивают в его гараже, он все равно отказывался даже подумать над этим вопросом.

Он всегда говорит одно и тоже насчет тачек: «Как копы смогут приказать мне остановиться по требованию полиции, если я еду на гребаном автобусе? Как меня могут замести за такую мелкую хрень, как например превышение скорости, чтобы таким образом заставить прийти в полицейское управление на допрос, если я делаю свои гребаные дела на заднем сидение автобуса номер Q54, м, Куэрво?»

Он называет меня «Куэрво», так как думает, что я не понимаю, что это на испанском значит «ворон». Он понятия не имеет, что я проводил свое время в колонии для несовершеннолетних, когда мои юношеские ноги, складывались гармошкой, едва умещаясь под столом, который был по размеру похож на детский, тщательно штудируя книги по испанскому, предназначенные для университета, переводя устно фразы, спрягая глаголы, прилагательные и существительные, в то время, пока мои глаза жадно поглощали страницу за страницей. Поэтому к настоящему времени, я очень даже бегло говорю на испанском.

— Тебе не придется искать меня, — заверяю я его. — Тачка идеальна. Модель прошлого года. Никаких проблем с блоком цилиндров в этот раз, обещаю. А если там даже и будет какая-то проблема, то ты сможешь отогнать машину в центр технического обслуживания. Машине всего чуть больше года. Я уверен, что она все еще на гарантии.

Широкоплечий, немного тучный мексиканец, который в данный момент стоит, привалившись к водительской двери, стреляет в меня испепеляющим взглядом, который заставил бы более слабых мужчин сбежать, поджав хвост. Он не говорит этого: «как, бл*дь, ты предлагаешь мне отвезти машину в центр технического обслуживания, если она угнана и у меня нет никаких документов на нее?», он просто позволяет повиснуть этому взгляду между нами на долю мгновения, прожигая меня им… Вероятно, я могу даже получить ожог от этого жесткого испепеляющего взгляда.

— Забавно, парень, — произносит он, наконец. — Я всегда забываю, насколько ты бываешь забавным. И затем ты появляешься здесь и напоминаешь мне об этом, и я вновь чувствую острое желание, чтобы ты съ*бался и я забыл про твое чувство юмора.

— Ох, это было немного грубо.

Он пожимает плечами.

— Ты забавный. Я грубый. У каждого из нас есть свой крест, — я следую за ним, когда он отталкивается от двери Land Rover, цвета голубой металлик, который я угнал для него и загнал в его гараж с заднего входа, как раз там, где находится его кабинет. Я провел почти половину всей моей жизни в местах по типу этого — автомагазинах и автомастерских, которые были забиты автозапчастями, где все было покрыто машинным маслом, а так же воняло потом и запахом сигарет. Хотя место Джерико очень сильно отличается от остальных. Тут на стенах нет никаких плакатов с голыми женщинами. Ни одного постера с певцами. И если верить Раулю, то Джерико растили семь старших сестер после смерти его матери, и он ни разу не сказал ни одного плохого слова в адрес женщины. Однажды он даже избил парня железным ободом шины, потому что тот, задавая вопрос, назвал проститутку, которая работала снаружи на углу, «шлюхой».