В Нью-Йорке привыкаешь к звуку сирен. Они часть звукового ландшафта, отрывистой пунктуации ритма города. Помню, что как только вышел из тюрьмы, я лежал в кровати поздно ночью, пытаясь заснуть, и не мог отключиться. Часами я лежал, метаясь и ворочаясь, не в силах понять, что меня тревожит, доводит до края, пока не дошло: не было никаких сирен. Никаких скорых. Никакой полиции. Никаких пожарных. Тяжёлая мантия тишины легла над городом за моим окном, и казалось, будто время каким-то образом остановилось на тихих улицах под окном моей спальни. Я задерживал дыхание и ждал. Мир, несмотря на всё, что указывало на мрачный исход, продолжал вертеться.
Так я себя чувствовал, когда проснулся рядом с Сашей и вспомнил, что у меня встреча с матерью сегодня утром — будто надо мной висело какое-то чувство тёмной надвигающейся гибели. Но встречи с Сим Блэкхит всегда проходят дерьмово. Крайне дерьмово. Если бы я мог избежать их, то избежал бы, но она чёртова змея. Она любит вмешиваться и любит появляться без предупреждения, чтобы посеять хаос в моей жизни. Нелепо, но какого чёрта. С этим мало что можно поделать. У автоугонщиков тоже есть матери. Я чуть ли не смеюсь вслух, когда представляю, как расскажу ей про Сашу.
Я вижу на досках лёд, когда перехожу Бруклинский мост. Лёд и на толстых металлических прутьях. Лёд как глазурь на любовных замках, повешенных на стальные кронштейны, которые поддерживали тусклые викторианские фонари. Под моими ногами медленно грохочет движение, прогресс стоит на вялых десяти милях в час. У людей изо ртов валят большие облака тумана, а на другой стороне реки, в Манхэттене, меланхоличный вой сирен пробуждает Уолл-стрит. В отличие от той ночи, когда вышел из тюрьмы, сейчас я слышу их ясно, через грохот музыки, которую слушаю, толстые амбюшуры моих наушников, сохраняют тепло моим ушам (
Я останавливаюсь на полпути, чтобы прикурить сигарету. Я всё никак не могу бросить — курю, может быть, по одной сигарете в день. По две или три, если конкретно напряжён. Я тащу ноги в сторону своей цели, так что задержаться на мосту, пока выкуриваю «Мальборо», кажется разумным способом убить минуту или две. Я снимаю наушники, оставляя их висеть на шее, пока копаюсь в карманах в поисках зажигалки.
Вокруг меня плывут разговоры, когда я щёлкаю зажигалку и подношу маленькое, дрожащее пламя к своей сигарете.
Услышав это, я оживляюсь.
Разговор мужчин пошёл дальше. Я оглядываюсь, разглядывая лица других прохожих, которые идут вдоль моста, и требуется меньше секунды, чтобы понять, что что-то произошло. Что-то плохое. Я встаю перед двумя женщинами, бизнес-леди в толстых пальто с шапками, натянутыми на уши, их плечи поднялись до ушей, пока они укрывались от холода.
— Прошу прощения. Вы знаете, что происходит? Все говорят...
Они будто бы ждали, пока кто-то спросит. Та, что повыше с энтузиазмом кивает.
— Какой-то психопат ворвался в Музей естественной истории сегодня утром и убил одного из охранников. Внутри может быть больше мёртвых, но полиция осторожничает. Они никого не впускают, пока не удастся обыскать всё здание.
Женщина пониже и покруглее, в запотевших очках, тоже кивает.
— В новостях показали фотографию ног мёртвого охранника. На полу везде была кровь.